Завещание Гранда. Леонид Зорин

рились. «Суки», – шептал молодой человек.

      Он уже потерял надежду, когда, наконец, притормозила тачка темно-вишневого цвета.

      Водительница его окинула изучающим, но благосклонным взглядом. Высокая полноватая девушка, может быть, и юная дама – с крупными броскими чертами. Как говорится – яркая внешность.

      Сняв розовую ладошку с руля, она спросила:

      – Куда ж вам хочется?

      – В район Донского монастыря. Недалеко.

      – Маршруты сходятся, – сказала посланница судьбы.

      Машина покатила по Шаболовке. Он скорбно глядел перед собою, губы его были плотно сжаты.

      – С вами ничего не случилось? – озабоченно спросила она.

      – Нет, я еще жив. Почему вы спрашиваете?

      – Просто у вас такое лицо, точно вы едете в крематорий.

      Он грустно промолвил:

      – Вы не ошиблись. Случилась беда с дорогим человеком.

      – С кем же? – спросила она с участием.

      Он призадумался и произнес:

      – Имя вам ничего не скажет. Оно ни разу не прогремело на требовательных подмостках жизни и в свет прожекторов не попало. Он скромно трудился в своем департаменте в ответственной сфере рыбоводства. Но сердце было из чистого золота.

      Водительница была взволнована:

      – Очень душевно и проникновенно.

      – Я должен сказать о нем несколько слов. Само собою, не так эскизно. Это – суровое испытание. Но лучше меня никто не скажет. Никто не знал его так, как я.

      Она сказала:

      – Во время пауз изредка взглядывайте на меня. Может быть, вам станет полегче.

      И, встретив его вопросительный взгляд, призналась:

      – Наши маршруты сходятся. Я вам уже сказала об этом. Они драматически совпали. С дочкой покойного мы – подруги. Вместе учились.

      Он отозвался:

      – Непостижимо.

      – Но это так. Странно, что я вас прежде не видела.

      Остановившись на площадке и выбрав для машины местечко, она протянула ему ладошку:

      – Дарья Гуревич. Ваша очередь.

      – Гвидон – мое имя, – сказал ее спутник.

      После печального обряда и обязательных поминок они оказались в ее квартирке.

      – Достал ты меня надгробным словом, – сказала усталая Гуревич. – Прямо перевернул всю душу.

      – Надеюсь, она вновь приняла свое исходное положение, – сочувственно отозвался Гвидон.

      – Выходит, не разглядела покойного. Ты просто мне раскрыл горизонты.

      – Ну вот еще, – пробурчал Гвидон. – Какие горизонты над ямой…

      – Нет, это так. Я почти прослезилась. Жаль, что за столом на поминках ты уже не сказал ни слова.

      – Вдохновение не приходит дважды.

      Он вяло разглядывал душную спальню. Ложе, принявшее их в свое лоно, было похоже на колыбель, разросшуюся и вширь и вдоль. На круглом столике щурил глазки бесстыдный обнаженный божок.

      – В печальном месте свела судьба, – задумчиво вздохнула Гуревич. – А ведь иначе могли и не встретиться.

      – Запросто, – подтвердил Гвидон.

      – Однако как жадно хочется жить на панихидах и погребеньях, – она притянула к себе его голову. – А ты к тому же еще прехорошенький. Ресницы девичьи, адской длины. И очи восточные, миндалевидные. На подбородке – вкусная ямочка. Груша бы лопнула от злости.

      – Кто эта Груша?

      – Сестра и завистница. Мы с ней погодки. Даша и Груша. Трогательные попытки диаспоры вклиниться в степной чернозем. Груша меня преследует с детства. Я неизменно была премьершей, а она – на подпевке и подтанцовке. Представляешь, сколько всего в ней копилось.

      – Сестры ничего не прощают, – согласился молодой человек.

      – Слегка унялась, когда вышла замуж. Супруг успешно вписался в действительность. Но до тебя ему далеко. Хотя он рвется в монополисты.

      – Тогда это мне до него далеко.

      – Ну почему у тебя все время обиженное выраженье лица? – нежно осведомилась Гуревич.

      – Выдь на Волгу, чей стон раздается? Тогда и поймешь, – сказал Гвидон.

      – А откуда ты взял такое имя? Правда, тебе оно подходит. Ты в самом деле как князь из сказки. Жаль, что Груня тебя не видит.

      – Имя мое, – кивнул Гвидон, – классическое, древнеславянское. Но есть компаративистская версия. Когда ты читала «Декамерон», стоило обратить внимание на второстепенное лицо – мессера Гвидо де Кавальканти. Не покидает предположение, что это он – мой прямой предшественник. И фамилия моя – Коваленко.

      – В самом деле, – сказала Гуревич, – что-то созвучное.

      – Именно так. Фонетическое родство бесспорно. Но главное – наша духовная связь. Мессер был достойный человек безукоризненных нравственных правил.

      – Очень похоже, что ты тут прав.

      Выяснив происхождение гостя,