Убийца из прошлого. Моника Кристенсен

редставляли себе, каково было бы сейчас сидеть там, в деревянном домике, в тёплой комнате, имея тёплую еду и питьё. Но дать о себе знать они не отваживались. Время ещё не пришло. Им можно будет спуститься, когда совсем стемнеет и они убедятся, что больше никто не придёт.

      Было самое начало марта, 1941 год. На другой стороне границы, на много миль к югу от промёрзшей русской тундры, через несколько недель разразится великая битва. Погибших будет столько, что трупы останутся лежать на поле боя, меж стволов деревьев в редком еловом лесу, у сожжённых домов и разрушенных церквей. Друзья вскоре станут врагами и перестанут видеть друг в друге людей. Солдаты обеих сторон забудут, ради чего воюют. У них будет одна цель – дожить до следующего дня, и победителей в этой войне не будет.

      А ещё дальше на юг уже чертили планы и готовились возводить целые кварталы бараков, домов и бетонных бункеров, которые позже назовут Аушвиц, Заксенхаузен, Дахау и Майданек. На севере же русская военная машина вынесет невыносимое, встретит все направленные на неё удары – и ответит с такой же жестокостью.

      Но два человека на холме ничего об этом не знали. Они были дезертирами, хотя сами себя так не называли. В конце концов, они были норвежцы, уроженцы Йёвика. Они сбежали из немецкого снайперского подразделения, действовавшего глубоко в тылу врага и получавшего приказы непосредственно от берлинского штаба. Им назначено было быть элитой, но всё вышло не так. И вот они лежат на холме в Пасвике, одни в пустынном и незнакомом месте, далеко от людей. Они уходили от русских, от финнов, от немцев и норвежцев. Беглецы в рваной одежде, которые вот-вот уснут и никогда больше не проснутся.

      Не таким они себе представляли возвращение в Норвегию. Их отец служил в полиции. Оккупанты, которые при ближайшем рассмотрении оказались самыми обычными людьми, гоняющимися за собственной выгодой, быстро завоевали симпатии этого надменного и недалёкого человека. Но его сыновья страдали от всеобщего презрения и мелких издевательств, хотя никто из земляков не отваживался унижать их в открытую.

      Оттар был старшим. Он хотел выдвинуться, мечтал сделать карьеру. Не приходилось сомневаться, что немцы рано или поздно покорят всю Европу, поэтому он решил встать на их сторону. А младший брат, Нильс, был тихим и домашним, и ему было всё равно, какой дорогой пойти. Он тянулся за братом. Вот так они и попали в норвежский набор элитных солдат для войск СС, что сулило быстрое продвижение по службе, деньги и почёт. Строй молодых людей, записавшихся добровольцами, чтобы внести свой вклад в борьбу Германии против большевиков, инспектировал сам премьер-министр Видкун Квислинг. Но мама всё равно плакала.

      – Тебе обязательно и Нильса с собой брать? – спрашивала мать с мольбой в голосе. – Ему ведь всего семнадцать.

      Как всегда. Бедняжка Нильс, мамин любимчик. Для неё он никогда не совершал промахов, ни в чём ни разу не был виноват, никогда. И всё-таки Оттар любил братишку, который был на два года младше. Без Нильса и вербоваться бы не стоило. А уговорить брата на большое приключение было проще простого. Так уж повелось: куда Оттар, туда и он.

      Поначалу всё было так, как он и расписывал брату. Путешествие в Осло, встреча с другими добровольцами, торжественная церемония на ипподроме, где присутствовал сам Генрих Гиммлер вместе с премьер-министром и другими шишками из партии «Национальное единство»[1]. И снова дорога – в отборочный лагерь возле австрийского города Грац. Братьев охватило такое возбуждение от приключения, что они не могли толком ни есть, ни спать. Потом был тренировочный лагерь, дух товарищества, дисциплина… Приключение продолжалось.

      Но вскоре пришло разочарование. Они думали, что всех норвежских солдат соберут в одном из трёх полков танковой дивизии СС «Викинг», в том, который получил название «Нордланд». Но вместо этого их разбросали кого куда, перемешав с финнами, выходцами из Восточной Европы и прочим разношёрстным сбродом.

      Оттара и Нильса отправили в Польшу. Пошли бесконечные переброски, почти без боёв. Оружие и снаряжение оказались громоздкими и тяжёлыми, а кормёжка – скверной. На норвежцев и всех остальных иностранцев немецкие солдаты посматривали свысока.

      Затем передислокация на север, к российской границе. Туда, где через несколько месяцев пройдёт Восточный фронт. Тем временем зима принесла с собой холода и такую безнадёжность, какой братья раньше и вообразить не могли.

      Нильс начал поговаривать о побеге и о том, как бы им вернуться в Норвегию. После того как разбили лагерь, он стал часто плакать. Забирался в спальный мешок и плакал – только грязные светлые вихры торчали из мешка. И глаза у Нильса стали какие-то мёртвые.

      Должно быть, произошла ошибка, их приняли за финнов, и несколько человек вдруг попали в плен к русским, в том числе и братья. Они надеялись, что недоразумение разрешится, как только поймут, что они норвежцы. Но время шло, а они всё так же обретались в одной куче с другими солдатами – чехами, поляками, финнами и единственным англичанином. Все попытки объясниться ни к чему не привели, не помогло даже то, что на них была форма немецких солдат. Офицеры командного состава были всё время пьяны и время от времени расстреливали

1

Норвежская ультраправая политическая партия, основанная Видкуном Квислингом в 1933 г.