Перворожденная. Юстина Южная

девочке.

      – Это тебе, – говорит он и прибавляет с гордостью: – Сам сделал.

      На ладошке лежит колечко. Оно деревянное, но с камнем, скрепленным тонкой серебряной струной. Камень мерцает опаловым, в глубине таится небесная лазурь. Исилвен склоняется над ним не дыша, она никогда такого не видела.

      – Он редкий, называется «лунным», – бормочет Анарвэ и отчаянно краснеет.

      Девочка бережно надевает колечко на палец – оно ей точно впору.

      – Спасибо, – шепчет она. – Чудесное… А это для тебя.

      Из кармашка ее платья возникает костяной гребень, один его уголок украшен резными узорами поразительной красоты.

      – Эта магия дается мне пока не очень хорошо, но теперь твои волосы никогда больше не будут путаться.

      Анарвэ берет гребешок, разглядывает его удивленно, а потом проводит по мягким кудрям. Гребень скользит легко, и пряди под ним вьются, словно песчаные барханы.

      – Я сначала попробовала на своих. Белая сторона почему-то расчесывается лучше, чем черная, – сообщает Исилвен.

      Они смотрят друг на друга и начинают хохотать.

      Время тянется так долго! Луга купаются в жарких лучах солнца, а вдалеке над горизонтом возносится пик высокой горы – на его склонах искрится снег. Дети бегают, падают в пахучие травы, танцуют, плетут венки и шепчут друг другу на ушко свои секреты. Тени становятся длиннее. Исилвен и Анарвэ садятся у неохватного ствола каштана и начинают петь. Песня о вечерней заре – такая же теплая и ласковая, как сама заря, с ноткой неуловимого зова, влекущего томления.

      Это лучший день в жизни Исилвен. Все ее существо напоено его красками, звуками, запахами и ощущениями. Фьюи-ить – трели птицы в вышине, яблочно-горьковатый аромат луговых ромашек, нагретая земля под рукой, вкус свежесорванной земляники на губах.

      Она вскакивает, чтобы прыгать, летать, кружиться и…

      – Ты слышишь, Анарвэ?

      Застыв, она внимает Звуку. Непривычная слуху мелодия доносится все ближе и ближе. Девочка оборачивается. Где-то совсем рядом, вот-вот. Но мелодия ускользает. Теперь она звучит в кроне дерева… и в каждом листе. И в звенящем ласточкином «трр-р». И в цветах долины. И в парящих по небу облаках. И в золотых волосах Анарвэ. И… и…

      Исилвен захлебывается. Вместить, вместить эту мелодию, вдохнуть ее, угадать, пропеть…

      Она взмахивает руками – цветочные головки клонятся к ее ногам, еще взмах – каштан рождает новый побег. Она выдыхает, и божественная песнь прорывается сквозь ее уста, течет в закатной дымке, подхваченная ветром.

      – Я ничего не слышу, – говорит Анарвэ.

      Песнь замолкает, рвется на звуки, рассеивается коротким дуновением.

      Исилвен словно просыпается ото сна, смотрит в изумленные глаза мальчика. Несмело улыбается.

      По краю поля идет молодая женщина, ее милый голос разносится в густом воздухе поляны.

      – Исилвен!

      С другой стороны шагает широкоплечий муж в светлых одеяниях.

      – Анарвэ!

      Дети