Эскул. Небытие: Варрагон. Андрей Респов

Горин Хайгуринн. Сотник Малахитового Хирда. Он умер на руках моей матери. Как и сотни других древних, выживших, но лишённых дома и родных, судьба бросала нас по разным местам. Мы всегда были в дороге. Этот фургон – мамино наследство. А потом мамы не стало. Это было шестнадцать лет назад. Война Герцога Варрагона с Вольными Баронами. Мы тогда неудачно оказались рядом с деревней, которую захватили Дикие Наемники. Мать закололи копьём, потому что она не позволила подойти к фургону и защищала меня. Выкуп они не взяли. Распалённые кровью, воины хотели наших тел. Четверых мама уложила насмерть. Пятый достал её пилумом (2) в спину. Он же потом и изнасиловал меня. Это был отец Бруно… Я вспорола ему живот. От паха до подбородка. Под утро, когда, насытившись и пропьянствовав всю ночь, он свалился в моём фургоне, рыгая и распевая похабные песни. Я, вообще, с детства, кроме войн, ничего толком не видела.

      Я это к тому тебе рассказываю, мастер Холиен, что бы ты знал. Все, все у кого есть хоть капля древней крови, живут в городах хумансов без прав и надежды. Вернее, доживают. И всегда стараются поддерживать друг друга.

      Тебе выбирать, на чьей ты стороне. Но выбрать придётся рано или поздно. Даже целителю.

      – Хейген, но почему вы не объединитесь и не дадите отпор? Это же ваши земли, ваш мир, наконец?!

      – Э-хе-хе, сынок, знаешь, сколько было таких бунтарей? Курган из их черепов мог бы поспорить высотой с одной из башен Варрагона! Хуманы сильны единством. Они могут договариваться, когда нужно, между собой. А мы…древние слишком замкнуты на своих… традициях, что ли. Не знаю, как правильно объяснить. Это и гордость, и застарелая ненависть к другим расам, как у эльфов, это и природная медлительность, как у гоблинов. Или дикость и необузданность, как у орков. Или чрезмерная рачительность и жадность, как у гномов. Много причин. Хумансы – это вазунгу, вот и весь сказ…

      – Но ведь выжил кто-то, ты сама сказала, в горах, пустыне и диких лесах!

      – Да, да, мастер Холиен. Это жалкие горстки самых отчаянных. Они выживают в суровых условиях. Им помогают остатки древних знаний и единение с природой этого мира. Хумансы же привыкли только брать. Это саранча, ржавчина на теле Дуния, так называют наш мир орки. Когда-нибудь терпение её кончится, и она стряхнёт их со своего тела, как осеннее дерево старые листья. И тогда древние вернуться в свой дом… Многие из нас в это верят до сих пор. Только не я. Мы живём долго, но недостаточно долго, чтобы пережить всех хумансов.

      В каждой столице есть свой Нижний город или рынок, как здесь. Тут мы и ютимся. Судьба у всех своя. Мои дети наполовину хуманы, наполовину гномы. Может они станут хоть немного счастливее…

      Мамаша Хейген набивала уже третью трубку, а я всё не мог очнуться, погружённый в её рассказ.

      В этот мир привела меня судьба. Живи и радуйся. Прав был рыжий, нет во вселенной совершенства (3).

      – Как тебе в обители, клирик? Не обижают? – мою задумчивость прервал вопрос маркитантки.

      – Всё хорошо,