Братья. Елизавета Переяслова

и. Опасливо покосившись на восток, тролль суетливо поспешил к темному куску гранита, казалось намертво вросшему в землю. Длинные для короткого тельца руки без особых усилий отодвинули гранитную плиту. За камнем, на котором еще были различимы борозды, оставленные древним ледником, прямо в воздухе висела тонкая переливающаяся пленка. Такая получается, если в воду плеснуть немного масла.

      Пленка как бы светилась изнутри, по маслянистой поверхности пошла рябь, и из нее появилось сперва лицо – тонкий, немного длинноватый нос, высокий лоб, тонкие губы, застывшие в вечной улыбке, распахнулись веки, и на тролля взглянули разноцветные глаза – один зеленый, другой голубой. Рассыпались по плечам огненно-рыжие волосы. Пряди с висков были стянуты на затылке в лисий хвост тонким замшевым ремешком. Тихонько стукнули о камень дорогие ножны, из которых торчала рукоять меча. Наконец показался край синего плаща, щегольские вышитые сапоги.

      Тролль, все время тревожно оглядывающийся на поднимающееся солнце – невольно отступал все глубже в тень. Когда маслянистая пленка наконец перестала дрожать, тролль поспешно вернул камень на место – одно движение пальцев, красноватых, узловатых и шелушащихся, как сосновые корни, и даже потревоженный мох вновь приник к валуну.

      – Ты с ума сошел, Локи? – Возмущенно проговорил он. – Что тебе так срочно понадобилось в Мидгарде? Я из-за тебя едва не подставился под солнечные лучи, а ты прекрасно знаешь, чем это может кончиться!

      – Ну, во-первых, понадобилось не мне, а Фрейе. Ты же знаешь, как капризны бывают асиньи. А во-вторых, если ты сейчас не прекратишь ворчать, то точно превратишься в камень. Смотри, туман уже начинает рассеиваться.

      Тролль юркнул за скалу, которую охранял, а Локи, весело рассмеявшись, начал спускаться вниз, туда, где уже начал просыпаться городок. К тому времени, когда он из густого леса, росшего на вершине горы, вышел на широкую тропу, его сапоги окончательно промокли. Досадливо крякнув, Локи устроился на широком камне, сложил в груду несколько веток, и провел над ними рукой. Тут же показался дымок, и язычки пламени ласково потянулись к тонким пальцам хитрейшего аса. Воткнув по бокам от костерка палки, Локи напялил на них сапоги. От мягкой вышитой кожи ту же повалил пар.

      Где-то далеко послышался раскат грома, заставив Локи поторопиться. Разумеется, он не сказал троллю правду. Он как всегда раздразнил асов, и теперь спешил укрыться в Мидгарде от их гнева.

      Немного просушив обувь, Локи снова двинулся в путь. Теперь оставалось совсем немного до Бергена – торгового городка, быстро растущего тех пор, как первые ганзейские купцы выстроили здесь свои дома. Когда Один или Тор не звали его с собой путешествовать, Локи любил бывать в таких городах – шумных, полных жизни. Порой он останавливался у какого-нибудь кузнеца или ювелира.

      Легким шагом Локки добрался до рыбного рынка. Здесь роскошь купеческих домов соседствовала с вонью и нищетой рыбацких лодок. Под деревянными навесами уже раскладывали товар рыбаки. Свежая, соленая, вяленая рыба, крабы и креветки грудами лежали на прилавках рядом со свежими яблоками и золотистым медом. Тут же в высоких котлах варился рыбный суп, плошку которого мог купит каждый, у кого в карманах завалялась монетка.

      Стащив – не от безденежья, а из любви к искусству, кусок копченой трески, Локи пошел прочь от квартала, где ганзейские купцы из окон особняков следили за тем, как отплывали, причаливали, разгружались и загружались их корабли. Там ему делать было нечего. Он направился к подножию Ульрике – второй горы, возвышающейся над Бергеном. Там селился рабочий люд. В том числе и кузнецы.

      Локи нравился перестук тяжелых молотов, за которыми пытались угнаться молоточки серебряных и золотых дел мастеров. Нравилось дыхание мехов, рассерженное шипение раскаленного железа, когда его опускают в холодную воду. И, конечно, огонь – его гудение в печах, потрескивание сухого дерева, раскаленного металла, пота и паленой кожи широченных фартуков, в которых работают кузнецы.

      Проходя по узкой улочке позади выстроившихся вдоль залива домов, Локи обернулся. Улица была пустынна, если не считать собаки, деловито несущей куда-то кость. Улыбка на лице аса стала шире, он прошептал несколько слов, и в тот же миг вместо молодого худощавого рыжеволосого мужчины на улице стоит кряжистый, плечистый мужик со спутанными русыми патлами, собранными на затылке в хвост. Вместо щегольского наряда на нем были потрепанные кожаные штаны, шерстяная рубаха, перепоясанная простым, если не считать искусно сделанных заклепок, поясом и серый плащ. В нем никто не признал бы хитреца аса.

      Преобразившийся Локи двинулся дальше и вскоре уже оказался в кузнечном квартале. Около одного из домов, казавшегося побогаче прочих, сидел, щуря близорукие глаза на солнце, ювелир. На бледном лице были заметны темные разводы. Под глазами залегли глубокие тени. Локи не надо было обладать всевидящим оком Одина. Чтобы понять: всю ночь ювелир сидел за работой. И теперь где-то в глубине дома, в светлом дереве шкатулки из кедра мягко мерцала новорожденная драгоценность. Что это было? Венец, кольцо, запястье? Так же Локи, не задав ни одного вопроса, знал, что хозяина дома зовут Хринг.

      Локи, назвавшись Эспеном, то есть,