Старая девочка. Владимир Шаров

остальное же – только в той степени, в какой с ним совпадает.

      И тут Смирнов вылил на него ушат воды: “Это всё, Ерошкин, конечно, хорошо, с профессиональной точки зрения я к вам претензий не имею, выводы обоснованны. Но то, что вы не понимаете, что этот результат работает не на нас, а на наших противников, меня удивляет. Мы на той стадии работы, когда одна и та же вещь может и нам помочь, и им. Когда всё можно истолковать и в их пользу, и в нашу, еще в какую-нибудь третью, и везде получится очень даже убедительно.

      Пока ясно одно: Вера весьма и весьма опасна; она куда опаснее, чем все, и я в том числе, думали. Ведь мы были уверены, что по ее дневникам или нельзя восстановить прошлое, или можно лишь приблизительно. А если приблизительно, значит, люди друг с другом никогда не сговорятся, по каждому пустяку будут годами спорить, раньше это было или немного позже, в итоге и на йоту не сдвинутся. А раз Дима с Вериным дневником солидарен, этой проблемы, похоже, нет. Назад она, если, конечно, захочет, пойдет так же споро, как мы вперед. И отнюдь не одна пойдет.

      Всё это звучит печально, – продолжал Смирнов, – и, боюсь, нашему начальству не понравится. Завтра, не откладывая, начинайте допрос Пирогова. В жизни у него, насколько я знаю, полный порядок. Старший тренер сборной России по боксу, профессор, заведующий кафедрой. При этом куча наград, молодая красивая жена, двое детей. Так что посмотрим, что с Пироговым. Он, по-моему, хоть и был увлечен Верой, но не ахти как. Если же и здесь, как с Пушкаревым, что с Верой делать, придется решать заново, потому что получается черт-те что”.

      “Но почему вы, Алексей Николаевич, – спросил Смирнова Ерошкин, – тоже теперь стали склоняться к мысли, что Вера вообще назад идет, а не к Диме, например, или еще к кому? Ее столько людей любило, она и сама любила многих, после дневника сомневаться в этом невозможно, зачем же ей совсем уходить? Верино поведение кажется мне разумным. Сейчас она потерпела в жизни банкротство, осталась одна – жена врага народа, на руках три дочери, которых поить, кормить, одевать надо. То есть Вера поняла, что путь, который она двадцать лет назад, выйдя замуж за Берга, выбрала, – неправильный. И вот решила вернуться, пойти по другой дороге, выйти замуж за Диму, или Пирогова, или еще за кого-то; что и они на это согласны, нам только на руку. По-моему, логично”.

      “Ох, Ерошкин, – вздохнул Смирнов, – вашими устами да мед пить. Я это и сам буду говорить по начальству; если так, то вопросов, конечно, нет, но что, если она не к Диме, не, например, к Корневскому, вообще уходит – тогда что? Мы, как последние лопухи, ей помогаем, ждем, надеемся, что она или к этому, или к тому направляется, а когда опомнимся, глядь, Вера уже не одна, за ее спиной целая толпа маячит – одному Богу известно, как мы ей тогда шлагбаум поставим?” – “Не может этого быть, – твердо сказал Ерошкин, – ей такая глупость и в голову не придет”. – “Раньше, может, и не пришла бы, – согласился Смирнов, – а сейчас не знаю; что, если она Берга больше других любила? Их тоже когда-то, но это так, юношеские увлечения, ведь