Стихотворения и поэмы. Владимир Маяковский

оседланных смертью коней.

      Дым из-за дома догонит нас длинными дланями,

      мутью озлобив глаза догнивающих в ливнях огней.

      Сестра моя!

      В богадельнях идущих веков,

      может быть, мать мне сыщется;

      бросил я ей окровавленный песнями рог.

      Квакая, скачет по полю

      канава, зеленая сыщица,

      нас заневолить

      веревками грязных дорог.

1913

      Адище города

      Адище города окна разбили

      на крохотные, сосущие светами адки́.

      Рыжие дьяволы, вздымались автомобили,

      над самым ухом взрывая гудки.

      А там, под вывеской, где сельди из Керчи –

      сбитый старикашка шарил очки

      и заплакал, когда в вечереющем смерче

      трамвай с разбега взметнул зрачки.

      В дырах небоскребов, где горела руда

      и железо поездов громоздило лаз –

      крикнул аэроплан и упал туда,

      где у раненого солнца вытекал глаз.

      И тогда уже – скомкав фонарей одеяла –

      ночь излюбилась, похабна и пьяна,

      а за солнцами улиц где-то ковыляла

      никому не нужная, дряблая луна.

1913

      Нате!

      Через час отсюда в чистый переулок

      вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,

      а я вам открыл столько стихов шкатулок,

      я – бесценных слов мот и транжир.

      Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста

      где-то недокушанных, недоеденных щей;

      вот вы, женщина, на вас белила густо,

      вы смотрите устрицей из раковин вещей.

      Все вы на бабочку поэтиного сердца

      взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.

      Толпа озвереет, будет тереться,

      ощетинит ножки стоглавая вошь.

      А если сегодня мне, грубому гунну,

      кривляться перед вами не захочется – и вот

      я захохочу и радостно плюну,

      плюну в лицо вам

      я – бесценных слов транжир и мот.

1913

      Ничего не понимают

      Вошел к парикмахеру, сказал – спокойный:

      «Будьте добры́, причешите мне уши».

      Гладкий парикмахер сразу стал хвойный,

      лицо вытянулось, как у груши.

      «Сумасшедший!

      Рыжий!»{2} –

      запрыгали слова.

      Ругань металась от писка до писка,

      и до-о-о-о-лго

      хихикала чья-то голова,

      выдергиваясь из толпы, как старая редиска.

1913

      Несколько слов обо мне самом{3}

      Я люблю смотреть, как умирают дети.

      Вы прибоя смеха мглистый вал заметили

      за тоски хоботом?

      А я –

      в читальне улиц –

      так часто перелистывал гро́ба том.

      Полночь

      промокшими пальцами щупала

      меня

      и забитый забор,

      и с каплями ливня на лысине купола

      скакал сумасшедший собор.

      Я вижу, Христос из иконы бежал,

      хитона оветренный край

      целовала, плача, слякоть.

      Кричу кирпичу,

      слов

2

Рыжий! – Здесь имеется в виду клоунское амплуа, цирковой тип «рыжего», нелепого шута. Ср. в стихотворении «А все-таки»: «выжженный квартал // надел на голову, как рыжий парик» – и в поэме «Облако в штанах»: «меня, / сегодняшнего рыжего…». Осмеиваемый толпой автобиографический герой везде выступает как фигура трагическая.

3

Несколько слов обо мне самом – последнее (четвертое) стихо-творение цикла «Я».