Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры. Екатерина Вильмонт

он целуется! При одном только воспоминании в дрожь бросает! Куда это годится! Еду в Иерусалим, а мысли какие-то грешные. Это, наверное, оттого, что я воспитывалась атеисткой и довольно долго жила в Безбожном переулке.

      – Циля! У тибе юбка задралась! – раздался вдруг чей-то пронзительный голос.

      – А? Что? – обалдело вскинулась сонная Любка.

      – Спи себе, у какой-то Цили юбка задралась.

      – Нет, ты скажи, почему это здесь евреи так орут?

      – Вероятно, потому, что в других местах им приходится помалкивать. Их можно понять.

      – Расфилософствовалась!

      – Любаня, не ворчи. Спи лучше.

      – Да нет, тут разве поспишь! Кирка, признайся, ты влюблена?

      – С чего ты взяла?

      – А то я тебя не знаю – вон глаза какие мечтательные. Ну и кто на сей раз?

      – Да нет, пока еще говорить не о чем, всего-то полтора раза видались.

      – И ты уехала?

      – Никуда я не уехала, он тут.

      – Иди ты! – восхитилась Люба. – Ну, Кирка, ты даешь! Уже здесь успела подцепить?

      – В самолете.

      – Ага, как в песенке, «Любите на лету!».

      – Вот-вот!

      – Кирка, я серьезно спрашиваю!

      – А я не могу серьезно отвечать!

      Между тем мы подъезжали к Иерусалиму.

      Экскурсоводша, маленькая, очень бойкая женщина, повела рассказ о городе, о кварталах, которыми мы ехали. Здесь жили немецкие евреи, успевшие уехать в самом начале тридцатых годов. Они смогли вывезти немалые средства, построили здесь добротные дома, очень похожие на немецкие виллы.

      А дальше начались чудеса, и я забыла обо всем на свете. «Иерусалим – город трех религий» – так называлась наша экскурсия. Дивный, белый, экзотический город, в жарком воздухе которого так естественно звучат имена Ирода, Каиффы – вот здесь жил Ирод, а вот там Каиффа! Когда же мы попали в узкую каменную улочку, сплошь занятую лавчонками, торгующими всякой туристской дребеденью, и наша экскурсоводша Людмила сказала, что это и есть Виа Долороса, то есть Скорбный путь, меня охватило какое-то никогда доселе не испытанное волнение, нараставшее с каждой минутой. Потом был храм Гроба Господня, но об этом ничего не могу рассказать – только комок в горле и строчки Пастернака: «…все яблоки, все золотые шары» – и еще: «Я в гроб сойду и в третий день восстану…»

      Когда мы добрались до Стены Плача, я уже вполне пришла в себя. Чтобы попасть к Стене, надо пройти контроль не менее строгий, чем в аэропорту: с металлоискателем, с раскрыванием сумочек. Никакой записки я, конечно, не заготовила, а потому, протолкавшись к Стене, просто прижала к ней ладонь и подумала: пусть у Дашки все будет хорошо.

      Людмила предоставила группе возможность двадцать минут погулять и, так сказать, «оправиться». Оправившись, мы с Любкой отошли в сторонку покурить. Курила, впрочем, одна Любка.

      – Кирка, да ты на ходу подметки режешь, что это с тобой на старости лет?

      – Ты о чем?

      – А ты не заметила, как тут один дядечка просто глаз с тебя не сводит?

      – Где, какой?

      – Сейчас