Галера для рабов. Кирилл Казанцев

по тротуару. Проводили глазами очередную неприметную машину, притормозившую у «Ковчега», – оттуда извлекали нетрезвого «клиента». Одна из девчушек приглушенно прыснула:

      – Ой, умора…

      И обе побежали дальше. Удалившись от набережной, они свернули на примыкающую аллею. Там стояла машина с погашенными фарами. Опустилось переднее стекло, девушки прильнули к дверце. Захрустели новенькие банковские купюры. Каждая взяла сколько ей причиталось.

      – Ну, парнишка, добавь еще, – жалобно протянула девчушка. – В качестве бонуса – за точность и исполнительность. Ты даже не представляешь, как мучительно хочется денег…

      Обе прыснули. Ухмыльнулся человек в машине, добавил каждой по две банкноты, и обрадованные девчушки, весело чирикая, зацокали дальше. Поднялось стекло, водитель погрузился в ожидание…

      На пятидесятой минуте пополуночи в машинном отделении «Ковчега» проснулась жизнь. Заработал румпельный двигатель, оживляя рулевой привод. Сутулая личность перепрыгнула на причал, отвязала швартовочный трос от чугунного кнехта. Вернувшись на яхту, член команды что-то нажал на панели, закрепленной у фальшборта: поднялся и сложился трап. Потащились металлизированные канаты сквозь швартовочные клюзы – вырезы в бортах, окаймленные литыми рамами. Зажглись сигнальные огни на капитанском мостике. Красавица яхта медленно отходила от причала задним ходом. Бурлила и пенилась вода под несущим винтом. Удалившись от берега метров на сто, рулевой застопорил винт, яхта медленно разворачивалась. Граненый, острый, как нож, форштевень, переходящий в иглообразный бушприт, нацелился на открытое море. Снова заработал двигатель, вспенилась вода за кормой. Убыстряясь, судно двинулось вперед и вскоре мчалось, разрезая волну, на максимальных сорока узлах. Оно удалялось в ночь, а за кормой таял город, прославленный в песнях, мечтах и статьях уголовного кодекса – не унывающий, хорошеющий год от года, город, где проматываются состояния, где проводятся пафосные кинофестивали, где ударными темпами возводятся олимпийские объекты, невзирая на разгильдяйство и повальное воровство…

      Солнечный лучик пробился через толстое стекло иллюминатора, зацепил раздвинутые шторки, прыгнул на широкую кровать. Там он немного помедлил и все же перебрался на мужчину. Последний спал в одежде поверх покрывала. Он был жилист, относительно молод, имел спортивную фигуру. Одет был в легкий парусиновый костюм бежевой расцветки – явно не ширпотребовское барахло. Густые темные волосы, модельная стрижка, безвкусная челка через весь лоб. Мужчина выглядел неважно. Костюм испачкан, ботинки в грязи, лицо опухло. Глаза закрывали солнцезащитные очки с огромными пафосными стеклами. Зачем они ему понадобились во время сна, непонятно. Он словно почувствовал, что по нему хозяйничает посторонний – солнечный зайчик. Дернулась голова, он судорожно вздохнул, закашлялся. Подскочил, начал озираться. Со зрением что-то происходило, он пока не разобрался… Ругнулся, стащил с себя очки, изумленно на них уставился.