Бронекатера Сталинграда. Волга в огне. Владимир Першанин

овые снаряды. Весившие около пуда, они поднимали высокие столбы воды и песка, а когда попадали в причал или какое-то судно, все вокруг озарялось клубком пламени.

      Тяжелые шестидюймовые и 173-миллиметровые орудия вели более редкий огонь, но их фугасы и осколочные снаряды рвались с оглушительным грохотом, который не спутаешь с другим калибром. Попадая в причалы, они разносили в щепки массивные дубовые бревна и плахи, а из воды выкидывали вверх огромные бугорчатые фонтаны, где смешивались песок, ил, густая мутная жижа и всевозможные обломки со дна.

      Для деревянных судов, даже большого водоизмещения, эти снаряды были смертельно опасны. Они порой разламывали баржу или пароход, и те тонули за считаные минуты. Но активность немецких артиллеристов сдерживали наши тяжелые батареи, ведущие огонь из пойменного леса на левом берегу.

      Очередной фонтан поднялся метрах в семидесяти. Командир бронекатера «Верный» мичман Николай Морозов наблюдал из рубки, как буксир выводит баржу, умело действуя парой тросов.

      «Верный», как и его собратья, хоть и назывался бронекатером, но броня на нем была противопульная, и любой снаряд, который посылали сюда немцы, мог при удачном попадании вывести небольшой корабль из строя. Главная защита бронекатера – быстрота и маневренность. А сейчас, загруженный красноармейцами и боеприпасами, уменьшив ход до минимума, он топтался на месте, превращаясь в мишень.

      Защитить от массированного артиллерийского огня баржу, которая шла со скоростью четыре узла (около восьми километров в час), «Верный» с его двумя 76-миллиметровыми горными пушками, установленными в башнях легких танков, все равно бы не смог. Открывать огонь по дальним ночным целям бессмысленно, только выдашь катер вспышками и вызовешь огонь на себя.

      Снова грохнуло неподалеку. По броне рубки звякнули осколки, калибр вражеского снаряда был не слишком велик. Впереди взлетела и повисла на парашюте осветительная ракета. Такие ракеты фрицы запускали из минометов. Кроме того, над Волгой медленно кружил самолет-разведчик «Фокке-Вульф-189», прозванный за двойной фюзеляж «рамой».

      Самолет сбрасывал «фонари», довольно яркие ракеты, тоже на парашютах. Они медленно опускались, раскачиваясь на ветру, освещая реку призрачным неживым светом, и позволяли немецким артиллеристам вести прицельный огонь. По «раме» иногда били зенитки, но достать не могли – самолет находился слишком высоко и был хорошо бронирован.

      Это была первая ночная переправа, в которой участвовал «Верный». В трюм, кубрик, на палубу загрузили сто сорок бойцов с вооружением, вещмешками, ящиками патронов. Катер заметно осел, груз был велик. Спасибо, что удалось отбрыкаться еще от одного взвода.

      – Перевернемся к черту, – наотрез отказался продолжать погрузку Морозов. – Ватерлиния уже под водой.

      Он рассчитывал на более-менее приличной скорости преодолеть эти два километра, но полковой комиссар навязал еще и сопровождение. Проявил заботу о барже, где толпились человек семьсот красноармейцев и стояло штук шесть противотанковых «сорокапяток». Да разве можно в этот гроб столько людей напихивать! Для деревянной баржи с ее черепашьей скоростью дойти до правого берега будет большой проблемой.

      Но комиссар с четырьмя шпалами, молодой для своей высокой должности, мало что понимал во флотских делах. Переправа с наступлением ночи шла сплошным потоком. 62-я армия генерала Василия Чуйкова, вцепившись в кромку берега, держала оборону на фронте протяженностью более двадцати километров.

      Потери оборонявшихся были огромными, требовалось постоянное пополнение людьми, подвоз боеприпасов, продовольствия, медикаментов, множество других вещей, без которых армия не может воевать. А под высоким правым берегом ждали ночи раненые, которых предстояло вывозить на левый берег.

      Старшина второй статьи Костя Ступников командовал спаренной зенитной установкой крупнокалиберных пулеметов ДШК. Несмотря на запрет, он открыл люк и наблюдал за происходящим. Вражеские самолеты в районе причалов пока не появлялись – опасались огня зенитных батарей. Возможно, и не было большой необходимости – дальнобойная артиллерия с холмов вела непрерывный плотный огонь. Ночные бомбардировщики действовали ближе к правому берегу и над линией обороны.

      На нижнем сиденье пулеметной башни, где почти все пространство занимал поворотный механизм пулеметов и запасные коробки с патронами с лентами, сидел второй номер установки, Федор Агеев. Он тоже старался протиснуться наверх – сидеть в тесном закутке и ждать каждую минуту очередного взрыва было тяжко.

      Но места в башне для двоих не хватало, и Федя сумел лишь высунуть голову. Картина ночной переправы, столбы взрывов и мертвенно-бледный свет ракет вызывали страх и желание бежать подальше отсюда.

      Суда шли без единого огня, виднелись лишь плоские тени. Когда вспыхивала очередная ракета, угадывался тип корабля. Впрочем, кораблей, особенно боевых, было мало. Грузы перевозили гражданские суда, чаще буксиры с баржами, сейнеры, катера, реже – небольшие пароходы. Мимо «Верного» прошла четырехвесельная смоленая лодка, загруженная ящиками и мешками. Двое моряков равномерно опускали и поднимали массивные весла,