Перевал Дятлова, или Тайна девяти. Анна Матвеева

Неволина,

      Марию Будину и всех, кому дорога память о туристах из группы Дятлова.

      Посвящается девяти

      Говорящий не знает, а знающий не говорит

      Часть первая

      При дневном свете и солнечном дне

      ^{1999 год}

      В моей квартире очень холодно.

      На внутреннем термометре – плюс одиннадцать. Воображение требует медвежьих шкур, грубых рук, ломающих непропеченные кости у костра – и чтобы блики пламени путешествовали по бородатым лицам. Непременно.

      Середина ноября, началась традиционная уральская забава – битва за согревание. До марта буду пинками поднимать себя в студеную утреннюю жизнь. Кот мягко запрыгивает на подоконник и рассматривает что-то ему одному видимое-ведомое за окном, где черный воздух и капустный хруст снега.

      Я не борюсь с холодом в моей квартире, я не жалуюсь: нет смысла. Будут говорить, что у нас мэр-ворюга, и теперь мне холодно оттого, что ему, подлецу, тепло. Еще мне расскажут, что новые дома редко бывают теплыми, а мой дом – новый, ему всего лишь пять лет. И батареи здесь неправильные, и окна такие, что утеплить нельзя.

      Спасаюсь искусственным теплом обогревателя, бессчетными кружками чая и жду весны.

      И можно жить, и можно ждать, вот только в последнее время всё чаще показывают мне, как фильм, один и тот же сон. Высокие плотные сугробы, черные ели, тощие кривые березки. И летит ко мне, в предпоследний год тысячелетия, свист смертельного, убивающего ветра и как тихий подголосок ему – тяжелое дыхание замерзающего человека. Снежные крошки на красном лице. Несгибающиеся ладони. Закрытые глаза.

      Вечером я проверяю, хорошо ли заперто. В такое время живем, что засовы и решетки – лучшие друзья. Я тихонько дергаю за дверную ручку, а потом – на всякий – смотрю в «глазок».

      Там стоят люди – тихо, не шевелясь. Маленькое стеклышко «глазка» искажает их лица, но я вижу, что они улыбаются. Две девушки и несколько мужчин. Все в лыжных брюках и штормовках.

      – Вы к кому? – спрашиваю.

      Они молчат.

      Я замечаю лыжи, приставленные к стене.

      Куда понесло их – в лыжный поход по такой погоде? Ненормальные.

      Кот вьется возле моих ног, будто бабочка. На площадке – пусто.

      Открываю дверь.

      Слышится вежливый запах папирос, и снег лежит у коврика.

      1.

      Утром в дверь начали колотить с такой силой, как будто забивали ее гвоздями. Со мной внутри. Глянув на часы – полвосьмого, гады! – выпрыгнула из теплого одеяльного убежища.

      – Аня, открывай скорее!

      Это я услышала еще на подлете к двери, с дополнением: плач, крики и прочие элементы коллективной паники, которая начисто изничтожает первоначальную злость разбуженного.

      На площадке, где вчера были лыжники, стояла моя соседка Ира, и с ней еще какие-то люди.

      – Аня, пусти позвонить, – умер Эмиль Сергеевич.

      Ира всхлипнула и заговорила быстрее. Из ее рассказа я поняла немногое – Ира всегда