Перевал Дятлова, или Тайна девяти. Анна Матвеева

выглядывал из-за стены – так что видно было только полморды, как на фото писательниц из новой серии «Вагриуса».

      – Здорово, Хаккинен! – радостно сказал Вадик, и Шуми скривился от его глупости. Вадик попытался погладить котишку, но тот увильнул – побежал в сторону кухни. Задал нам обоим верное направление.

      Я размахивала мимозой, как веником. Вадик шумно разувался и говорил слишком громко:

      – Тут такое дело… Мы с Машкой расстались.

      Машка – некогда ближайшая моя подруга, которая полтора года назад решила, что Вадик подходит ей больше, чем мне. Всё это время, по моим представлениям, она должна была почивать на лаврах. Вернее, в супружеской постели с еще не остывшим после моих ласк Вадиком. Пусть так. И спасибо, что хотя бы квартиру себе не забрали.

      – Расстались? А как же безумная страсть, перешедшая в ровное теплое чувство?

      Вадик ярко покраснел, потому что именно этими словами лечил меня год назад.

      – Теперь Машка любит Наташкиного Гришу.

      Я в это время набрала в рот воды – некстати, потому что, захохотав, подавилась.

      – Ей просто нужно чужое, – сказал Вадик.

      – Наконец-то.

      – Что наконец-то? – не понял экс-муж.

      – Наконец-то до тебя дошло!

      – Аня, – грустно сказал Вадик, – не язви. Мне и так больно.

      – Больно ему, надо же! И что я должна сделать? – Шумахер в смиренной позе стоял перед холодильником, вознося молитвы Большому Белому Брату, а я накладывала ему в мисочку мясные колобки фарша. Вадик жадно смотрел на мясо. Голодный, наверное. – Пожалеть тебя и пустить обратно? Не дождешься, Вадик! Большее, что я могу для тебя сделать, – это накормить обедом. И только потому, что сама есть хочу.

      – Согласен даже на обед, – по его лицу было видно, что он надеялся на большее. И будет надеяться дальше. Такие люди, как Вадик, теряют надежду только вместе с жизнью.

      – Ладно, тогда сиди тут и жди. – Я положила заледеневший кусман багрового мяса в микроволновку и нажала кнопку разморозки. Стеклянный круг завертелся, а Вадик пригорюнился в отличие от Шумахера – тот уже слопал свои колобки и победно вылизывал мех посреди кухни. Задняя лапа торчала выше уха – это к плохой погоде. – Мне надо привести себя в порядок. Перевернешь мясо, как пропикает четыре раза.

      – Я помню, – Вадик готов был согласиться на что угодно. Сложил ладони лодочкой, пока я снимала кольца с рук. И смиренно подставил эту лодочку мне. Колечки брякнули друг о друга, многие из них мы выбирали вместе. – Теплые кольца, – сказал Вадик. Тон его мне не понравился.

      – Ты, Вадик, такой романтичный, что меня сейчас стошнит, – невежливо сказала я и пошла в ванную. Пустила воду, которая захлестала тут же, как из насоса. Она, удивительное дело, даже была горячей. Вода шумела, но жалобное мырканье Шумахера я услышала и пустила его в ванную.

      – А я? – страстно спросил Вадик.

      – А ты – ставь свою мимозу в вазу!

      Шумахер встал на задние лапки и нюхал мыльные кружева, собрав усы в букет. Я сняла пижаму и опустилась в горячую пенную воду.

      8.

      В