Вдоль каштановой аллеи (сборник). Анастасия Куницкая

берег волны.

      На террасе расположилась вся курортная компания: пожилая чета художников, высокий молодой человек с красивым печальным лицом, несколько грузных мужчин в соломенных шляпах, стайка бронзовотелых курортных девиц и маленькая собачонка, кучерявая и бойкая.

      Компания заседала уже, наверное, часа три, откушала плова, осушила не первую емкость с вином и оттого вся пребывала в самом приятном расположении духа. Девицы стрекотали в такт цикадам, грузные мужчины сально улыбались и косили глазом, собачонка носилась взад-вперед, хозяева подливали гостям напитки и потчевали пустой беседой.

      Ирина никого, кроме художников, толком не знала, да, впрочем, и не стремилась узнать. Она вся разомлела, растворилась в этом иссиня-черном, сверкающем мириадами звезд южном вечере, потягивала мадеру и ни о чем не думала. Она просто была.

      – Можно, я вас напишу? – донеслось до нее с противоположной стороны стола.

      Ирина повернула голову. На нее смотрели большие печальные глаза. Они лихорадочно сверкали и светились весельем и еще каким-то единственным светом, но оставались неизменно грустны.

      «И почему я не видела этих глаз раньше? – промелькнуло у нее в голове. – Ведь они были всегда».

      – Вы тоже художник? Я не знала.

      – И я раньше не знал, – засмеялись печальные глаза.

      – А как вы меня будете писать? – Ирина неожиданно смутилась. Она была уверена, что ей непременно предложат позировать нагой.

      – А как бы вы хотели? – печальные глаза приблизились к ее лицу.

      – В красной шляпе, – неожиданно сказала Ирина и закрыла лицо руками.

      – У меня есть красная шляпа, пойдемте! – длинная цепкая рука метнулась к ее запястью и выдернула из-за стола.

      В кромешной тьме они пробирались сквозь колкие густые кусты, небо мелькало над головой звездной россыпью, дурманяще пахло магнолией, влажной листвой и еще чем-то новым, неузнанным, заветным.

      Наконец, они нащупали деревянную калитку с железным кольцом. Высокий молодой человек пригнулся, толкнул калитку плечом и нырнул во двор, увлекая за собой нечаянную спутницу.

      – У меня здесь совершенно негде присесть: ни стула, ни табурета. Так что просто ложитесь.

      Ирине стало страшно. Ей захотелось бежать, и захотелось повиноваться, и… что-то еще, внеплотское, вонзилось в нее и застряло, мешая дышать.

      Цепкие руки уложили ее на мягкую теплую циновку. Цепкие руки раздели ее всю донага и возложили на голову длиннополую красную шляпу. Лицо ее стало пунцовым от смущения. Или это был лишь отсвет шляпы?

      – Вам не холодно? Принести вам вина?

      Ирина кивнула.

      Рука протянула к ее щеке бокал, доверху заполненный темным янтарем мадеры.

      Молодой человек на минуту отвернулся, готовя краски и кисти к работе.

      – О чем вы сейчас думаете? – спросил он, не оборачиваясь.

      – О том… о том, что я никогда не пила мадеру голая на полу и в красной шляпе.

      – А вам этого всегда хотелось?

      – Не знаю… да, пожалуй…