Слово наемника. Евгений Шалашов

с нас же их вычтет. У тебя лишние деньги есть? То-то… Хоть труп, хоть живого, а довезти надо. Лучше пусть в руднике подохнет.

      – Да ладно, бригадир, не впервой, – успокоительно прозвучал еще один голос, обладателя которого я не рассмотрел. – Ну в крайнем случае поймаем кого.

      – Поймаем… Где тут ловить? – фыркнул бригадир. – Не прежние времена… Мужичье, как клетки увидят, сразу деру дают.

      Я глубоко вздохнул, пытаясь понять, насколько мне плохо. Резкой боли не было. Уже хорошо. Значит, сломанных ребер нет. Но избитое тело ныло, а зубов выплюнул штуки две (или три, если с обломками?).

      – Капитан, – прохрипел я, повышая бригадира охраны до военного чина. – Может, снимете цепи? Худо мне совсем…

      – Цепи снять? Нет уж, парень, до рудника терпи, там и снимут. Лучше скажи – кто тебя так отделал, мы с ним сами разберемся…

      – Не помню, – еле-еле пробормотал я. – Ты, капитан, лучше бы цепи приказал снять. Может, у меня рука сломана, ребра… Помру ведь…

      – Старшой, а может, снимем железки? – заступился кто-то. – Куда он денется?

      – Куда денется? – переспросил командир. – Ты не слышал, что о нем бургомистр сказал? Наемник это. Опасен, мол, как боевой пёс!

      – А что бургомистр? Бургомистр – крыса городская, всего боится, – хохотнул «добрый» охранник. – Увидел, как наемник кому-нибудь в морду дал, ссыт от страха. Мало мы солдат перетаскали? Еще и не таких обламывали. В цепях оставить – корми его всю дорогу да приглядывай, чтобы свои же пасть не порвали. Хрен знает, может, он чью-то невесту перед свадьбой поимел? Или сестрицу любимую обрюхатил?

      – Невесту, сестру… Эх, парень, – вздохнул старший охранник. – Ты не помнишь, что бургомистр сказал? Этот бычок – двадцать лет был наемником.

      – И чаво?

      – Чаво-чаво – бычьего! – окрысился бригадир. Потом, сменив гнев на милость, объяснил: – Я всяких псов войны видел – год-два отслужат, редко три. Пять лет – герой, жопа с дырой, но либо в золоте-серебре купается, либо калека увечный. Двадцать лет… Ты посмотри, сколько шрамов, а все на месте – и руки, и ноги… Кто знает, что выкинет, если цепи с него снять. Один всех положит и не поморщится, а нам отвечай. А тут за каждого талеры отданы. Так что, – заключил бригадир, – в оковах-то оно надежней. Уж лучше пусть один сдохнет, чем весь товар нам попортит. На стоянках его вытаскивать будем, а в пути за клеткой смотри. Ладно, давай кормить бычков.

      Цепи мешали, но я поел, умудрившись держать еду скованными руками. Для узников (или кто мы сейчас?) разносолов не полагалось. Но черный сухарь вместе с луковицей и кружка воды – лучше, чем ничего. Потом, постаравшись забыть о боли во всем теле и мокрую одежду, исхитрился заснуть. Когда нет других лекарств, лучшее снадобье – это сон на свежем воздухе. Октябрь – не самый теплый месяц, но все-таки не декабрь и не январь.

      После завтрака (сухарь без луковицы, кружка воды) меня забросили в клетку, чему я был только рад – на дощатом полу теплее. Сверху и сбоку нашу тюрьму прикрыли парусиной. И хотя в ней зияли дыры, от ветра она защищала. Приковывать не стали, и