Аргиш. Александр Гриневский

в руки. Отталкиваясь от громадных валунов.

      Поплыли мимо навороченные каменной грудой стены каньона.

      И плёс за поворотом. Первый плёс!

      Река набрала силу, почувствовала уверенность, перестала неистово рваться вперёд, остановилась передохнуть.

      Вынесло, выплюнуло на плёс.

      Лодки покачивались на свободной воде. Редкие клочья оседающей пены. Течение слабое. Глубоко под днищем – вода прозрачная, дно видно.

      Не гребли. Замерли. С вёсел – капли о воду, медленно, словно во сне…

      – Ого-го-го! – заорал Колька. Порвал оцепенение.

      – Что орёшь как оглашенный? Поплыли.

      – Может, лагерем здесь встанем? Обсушимся, пока солнышко. Промокли же все насквозь, хоть выжимай, – Виталик, чуть пошевеливая вёслами, медленно подгребал к берегу. – И посмотреть хочется, что там за этими стенками? Вдруг там земля обетованная?

      – Ладно. Давайте к берегу. Перекурим, – Андрюха резким противоходом вёсел развернул лодку. – Только останавливаться на ночёвку рано. Давайте ещё часок проплывём? Да и дров здесь нет.

      Подгребли к берегу. Вылезли на камни.

      Колька курил, развалившись полулёжа, закрыв глаза, подставляя лицо солнцу. Вадим снял сапоги и отжимал мокрые носки. Виталик, перелезая с камня на камень, поднимался наверх.

      – Ты только там не долго! – крикнул вслед Андрей.

      Виталик, не оборачиваясь, махнул рукой – мол, слышал.

      Наверху было пустынно, плоско и голо. Веяло беспробудной тоской от раскинувшегося простора. Бесконечная зелёно-бурая простыня в едва заметных складках. Под ногами – дырявый ковёр из переплетений ветвей низкорослого кустарника. Да какой там… и кустарником это не назовёшь. Поросль какая-то, вцепившаяся в каменистую почву.

      Солнце. Белёсое небо над головой, ни облачка. Но низкое какое-то небо, давит.

      Ощущение бесконечности горизонтали и ограниченности вертикали.

      Не привычно. Не уютно.

      Оглянулся. Обрыв. Осыпь камней. Лента реки.

      Вот река была живой – текла, блестела на солнце, пробивала себе путь. Что-то ей было нужно, куда-то стремилась…

      Чапыжник – вдруг всплыло в памяти. Чапыжник? Присмотрелся – среди хаотично переплетённых веток и стеблей – ягоды – бледно-оранжевые, крупные, чем-то напоминающие малину. Сорвал пяток и стал спускаться вниз, к ребятам.

      – Смотри, что нашёл! – показывал ягоды, лежавшие на ладони. – Там таких много.

      – Морошка, – Андрей положил ягоду в рот. – Не дозрела ещё. Но через пару недель будет самое оно.

      – Ну-ка, дай! – Колька бесцеремонно выбрал две самые крупные. – Вкус какой-то странный. Плесенью отдаёт. Они точно съедобные?

      – Подожди… Если я не ошибаюсь, это Пушкин перед смертью морошки просил? – Виталик вопросительно смотрел на Андрея.

      – Да. Горничная бегала на рынок за мочёной морошкой. Или за клюквой?

      – Во жили! – хохотнул Колька. – А я первый раз пробую.

      – Давайте в лодки, – Андрей за верёвку подтянул резинку к берегу.

      Не торопились.