Глиняные буквы, плывущие яблоки. Сухбат Афлатуни

немного смешно для вас, но я уже так натренировался, что очень похоже представляю; потом, когда детские фотографии этих людей встречаю, сам испытываю удивление, такое сходство. И еще родителей этого человека себе представляю, как они с ним, маленьким, возятся.

      Учитель перевел дыхание. Не умеет долго говорить, бедняга.

      – А с Председателем… – продолжал. – Его самого представил, такой толстощекий рыжий мальчик в синей кофте.

      – Точно! – Я чуть не опрокинул чайник. – Председатель в детстве рыжим был, потом волос обычным стал.

      – Потом матушку его представил… Маленькая, сухая.

      – И это угадали! Ее наши женщины Мышкой называли: «Мышка, Мышка!» Учитель, у вас талант, его наукой исследовать надо! Как вас с такими способностями из города отпустили…

      – А вот отца Председателя не смог представить… Поэтому и спросил.

      Так-так. Рассказать – не рассказывать?

      – Насчет его отца, учитель… Конечно, то, что про него болтают, это для уха образованного человека – чушь и мифология…

      В пиалу ко мне упала маленькая серая бабочка. Упала на крылья и прилипла к воде. Спас ее из пиалы пальцем, облачко пыльцы всё равно на чае осталось.

      – Рассказывают, что в войну саранча к нам часто заглядывала. Целое стадо саранчи по небу скачет, скачет, потом с неба на поле прыгнет и всё поле съест. Я такое один раз сам видел – в мирное время, конечно; во время войны еще мои родители детьми были… Знаете, такое страшное, обидное для человека зрелище – пустота вместо урожая. И такие они, шайтаны, организованные – солнца не видно, когда на посадку идут. Главное, убежать сразу. А то на тебя сядут. Может, заразят чем-нибудь. Они ведь как крысы, только с крыльями. Поэтому бежать с поля надо. А старики говорят еще: отец-саранча прийти может.

      – Отец-саранча?

      – Да, это как у пчел – пчеломатка, только в сто раз хуже, потому что от пчелы человек мед имеет, и пчела то растение, на которое приземляется, не ест, а, наоборот, с цветка на цветок зародыши переносит. Вот, пчела… О чем я говорил? Да, отец-саранча. Это их начальник. Роста он, говорят, крупного – с маленькую собаку или курицу. Сам не видел и наука его, по-моему, еще не открыла. Он в середине стаи летит. На поле сядет – его не видно, у него вокруг – охранники, заместители, витязи. Самое, говорят, неприятное, что он на человеческих женщин иногда налеты делает. Саранчихи ему своим прыганьем надоедают, вот он, развратник, и плюет на законы биологии… Да, это как собака из сегодняшнего рассказа Мусы, которая с волчицей… Только эту собаку с научной точки зрения еще понять можно. Всё-таки волки с собаками – это просто как две разные национальности. У людей тоже – если две разные национальности на одной койке встретятся, то, кроме простого химического процесса, они еще удовольствие от расширения своего кругозора получают…

      Учитель покраснел. Я сам понял, что слишком глубоко в биологию заехал. Это воспоминания о библиотекарше во мне, наверное, прорываются.

      – Короче, эта Мышка, мать Председателя, мужа на войну отправила, сидит, ночью спит или плачет, днем на поле работает. Так год прошел, и вдруг она побледнела.