Буриданы. Алекс и Марта. Калле Каспер

для нестереотипных кадров имелись, но только некоторые, такую, или почти такую природу снимали тысячи раз, лучше всех это сделал, как всегда, Кутар. Конечно, первобытный лес на Средиземном море предоставлял больше возможностей, однако бездарь испортил бы и ту красоту – но Кутар был не бездарем, а мастером, возможно, крупнейшим в истории кинематографа. Правда, Юсов и Рерберг тоже были хорошими операторами, и Урусевский, естественно, но Кутар все-таки затмил всех. Его планы были как полотна, он умел избегать симметрии, всегда находил любопытный ракурс. Хотя бы в том фильме, на Средиземном, где ему пришло в голову поставить Анну Карину на фон огромных хвойных деревьев и моря так, что была видна только ее макушка; один из самых оригинальных кадров в искусстве кино.

      Дойдя до здания пляжного центра, Пауль надел темные очки и проверил нагрудный карман – конфеты были и даже не очень липкие. На самом деле, девушки и так были словно помешаны на съемках, они с радостью сами закормили бы Пауля шоколадом, лишь бы их взяли в модели – но сначала следовало завести разговор, и вот тут очень кстати оказывались конфеты, апробированное средство, которым Пауль пользовался десятки раз. В чем секрет, он так и не понял, может, этот маленький жест демонстрировал всего лишь то, что ты не скряга; таких девушки не жаловали, и поделом.

      Ступив на платформу перед пляжным центром, он остановился, закурил и обвел деланно равнодушным взглядом простиравшиеся перед ним бледно-желтые пески. Да, Анны Карины тут видно не было, не говоря уж о Монике Витти. Нельзя сказать, что хорошо сложенных девушек не было вовсе – но настоящее женское обаяние это все-таки нечто большее. Некоторые его коллеги снимали натурщиц, как неодушевленные объекты, порой без лица – только плечи, торс или бюст; можно было и так, особенно, если поиграть со светотенью, но Пауля это не интересовало, он искал модель, которая уже издали отличалась бы от остальных; и вот тут и возникали проблемы, большинство девушек были очень уж похожи друг на друга, по крайней мере, внутренне. Вот и приходилось нередко ограничиваться натюрмортами и пейзажами – но даже самый роскошный вид с горными вершинами не может по красоте соперничать с женщиной, это понимали уже старые мастера, не Кутар даже, а еще более старые, Боттичелли, например.

      Он уже собирался разочарованно уйти, когда заметил Пээтера. Приобретший некоторую известность родственник выходил из воды, ступая вперевалку, как всегда и везде – медлительный, тяжеловесный и неуклюжий. Кто мог бы подумать, что человек с такими простодушным взглядом может сочинять романы – но он сочинял, и их как будто и читали, по крайней мере, читали критики, или, если даже не читали, то хотя бы хвалили. Логичнее, кстати, что не читали – ибо, если бы читали, разве хвалили бы? Пауль, во всяком случае, ознакомившись с очередным опусом двоюродного брата, пожимал плечами – с жизнью, которая их окружала, писания Пээтера, как правило, не имели ничего общего. А зачем нужны книги, если они не говорят об окружающей жизни? Писать такие почти так же бессмысленно, как гнаться за мячом.

      Особенно