.

признался Вожаков. – А еще бы нервы помотал перед смертью, чтобы вчувствовался и понял, за что его… Ненавижу эту мразь. Посмотрите, товарищ лейтенант, он даже сейчас нас за людей не считает.

      – Что вам нужно от меня, русские свиньи? – хрипло выдавил пленник. – Вы ответите за все, что сделали, мы будем убивать вас всех, уничтожим всю вашу страну, где живут одни дикари…

      – Стало быть, себя вы считаете лучшим представителем высокоразвитой европейской цивилизации? – вкрадчиво осведомился Глеб. – Несете свет и просвещение в недоразвитые варварские массы?

      Немец закашлялся. Услышать что-то подобное на родном языке он явно не рассчитывал.

      – Представиться не желаете? – миролюбиво спросил Глеб. – С вами разговаривает командир взвода полковой разведки лейтенант Шубин.

      – Я не желаю с вами разговаривать, – отрезал немец, – вы не в том звании, чтобы я мог с вами общаться на равных. Я требую, чтобы меня немедленно отпустили, и в таком случае я могу гарантировать, что после поимки вас не расстреляют, а поместят в концентрационный лагерь, где вы будете жить и работать в человеческих условиях. В случае же добровольного перехода на нашу сторону мы гарантируем вам даже больше…

      – Что он бормочет, товарищ лейтенант? – спросил Бурмин.

      – Чушь городит, – отмахнулся Шубин. – Он еще не осознал, куда попал. Или надеется, что его освободят, а то, что сейчас происходит, – всего лишь приключение.

      – Нам придется постараться, чтобы именно так не оказалось, – проворчал, отворачиваясь, Герасимов.

      – Постараемся. Что бы с нами ни случилось, для него в любом случае все кончено. Чем быстрее он это поймет, тем лучше.

      – Хотите подружиться? – хмыкнул Багдыров.

      Немец не унимался. Выслушивать все это в последние минуты отдыха было неприятно. Глеб не поленился, резко перевернул немца и утопил его физиономию в гумус. Пленник подавился, стал отплевываться.

      – Знатный у нас «язык», – сказал Шлыков. – Целый майор, да еще и штабист, на такую удачу мы даже не рассчитывали.

      – А я вот в детстве говяжий язык любил… – с ностальгическими нотками протянул Мостовой. – Любимое лакомство было. Отец в Наркомтруда работал, деньги водились. Мама в субботу утром шла на базар, покупала язык, а вечером варила, снимала с него пленку. Потом чесночком посыпала, можно еще и морковкой… М-м, объедение… – лицо разведчика превратилось в лицо ребенка. – А отец с водочкой предпочитал… Потом с деньгами стало туго, комиссариат упразднили, он простым бухгалтером на завод устроился…

      – Издеваешься? – проворчал Герасимов. – И что теперь, мы этот твой язык должны представлять и слюной обтекать? У нас в мешках только пшенка, и ту товарищ лейтенант не даст съесть, потому что дальше погонит…

      – Все, подъем! – опомнился Шубин. – Молодец, что напомнил. Направление прежнее – юго-запад. Смотрим во все глаза. До темноты должны добраться до болот – иначе в трясине ночевать придется. Смеркаться