НеСказки о людях, случившихся на моем пути (сборник). Таньчо Иванса

Но ты вдруг такие серьезные вопросы стала задавать, деточка, – она потрепала меня по волосам.

      Мне тогда было десять и я горделиво вздернула подбородок. Мол, да, я такая – взрослая и серьезная, не то, что некоторые.

      – Город жив и интересен, только если в нем хотя бы раз в столетие происходит что-нибудь чудесное-расчудесное. Поэтому в каждом городе существуют хранители, которые за этим следят. Нашему городу повезло. В нем случается много чудес. Место, на котором он построен, ученые ваши назвали бы аномально-положительной зоной. А Спуск – ее сердце. Но если кто-нибудь из людей в серьез об этом задумается, заметит пару-тройку чудес, точно решит – так не бывает. Не бывает просто потому, что не может такого быть. Это невозможно, – подумает этот кто-то. Показалось, – подумает следующий. Отмахнется. Затем другой, третий… Люди всегда и чему угодно могут придумать «разумные», правдоподобные объяснения. Чудес от такого обращения будет становиться все меньше и в один день – раз! – и нет ни города, ни его жителей. Это есть закон равновесия. Равновесия между чудесным и обычным. Людям позволено замечать только те чудеса, которые могут, например, подтвердить существование Бога – монахов-чудотворцев, святую воду, иногда священный огонь какой-нибудь. Другие же чудесности должно хранить в тайне. Лучше пусть уж их не замечают, чем в них не верят. Так что и ты, пожалуйста, никому никогда не рассказывай о нашем разговоре.

      Я пообещала. И никому. Никогда. Разве что сегодня. Но сегодня просто день такой – все можно. Не только мне. Но и вам.

      – А какие-такие чудеса здесь происходят, что о них даже камни должны молчать? – помню, спросила я бабушку Лу, спустя два года на том же месте.

      – Ну вот смотри. Видишь вооон ту арку? – она указала на узкий проход между двумя ветхими пятиэтажками. Я молча кивнула. – Если пройти под ней ровно в полдень, то совершенно точно намокнешь. Потому что она плачет. Каждый божий полдень.

      – Почему? – удивилась я.

      – Ну кто его знает, – пожала плечами бабушка Лу. – Может быть потому, что считает, что ее молодость давно канула в лету. Может быть, тоскует по ушедшим дням. Может, вспоминает кого. Слышала я от местных старожил и то, что когда-то на Спуске был художник. Он продавал свои картины именно возле этой арки и якобы после его исчезновения это и началось. Я все забываю спросить у нее.

      – У арки? – переспросила я совершенно сбитая с толку.

      – А у кого ж? – улыбнулась бабушка Лу. – Хочешь, спрошу у тебя. Думается, твой ответ мне больше будет по душе. Я сказки люблю. А правду ни за какие коврижки бы слушать не стала. Только говорить.

      – А еще? – помню, спросила я.

      Не потому что хотела перевести разговор в другое русло. В двенадцать лет подобные тонкости взрослой дипломатии еще не практикуются. Просто мне было важно вытянуть из бабушки Лу как можно больше историй.

      За несколько дней до этого разговора она случайно обмолвилась, что ее посетила ее пятнадцатая по рождению сестричка и напела, что отец вроде бы готов выслушать ее извинения. Полсотни лет не так уж