Варькино поле. Виктор Бычков

соскучилась по братцу, вот и навестила, чтобы погостить недельку-другую. И уже из уездного городка выехала домой в имение сегодняшним утром. Дорога-то не длинная: каких-то пятнадцать вёрст. И подводы попутные ходят очень часто, однако управляющий имением Генрих Иоаннович Кресс взял инициативу в свои руки и ещё рано по утру выслал в уезд бричку на резиновом ходу с младшим конюхом Иваном Кузьминым. Проследил, чтобы на конюшне запрягли резвого, быстрого на ногу, выносливого, но спокойного нравом Беркута.

      – Вот ещё чего не хватало: чтобы молодая барыня добиралась до родительского дома с оказией?! Побойтесь Бога, Евгения Станиславовна, – незлобиво укорял хозяйку пожилой немец. – И прошу не забывать, в какое неспокойное время живём. А вы так с ребёнком… У нас, русских, забота о детях и стариках в крови. А уж о такой прелести, как наша красавица и умница Варенька – сам Бог велел.

      – Ну-ну, – улыбнулась барыня, и добавила с легкой иронией:

      – Особенно у вас – русских, Генрих Иоаннович.

      – Сколько можно просить, Евгения Станиславовна? – обиженно произнёс управляющий. – Зовите меня Геннадий Иванович! Покойный Илья Васильевич так и обращался ко мне, царствие ему небесное. За что я и был предан вам вот какой десяток лет. И отец мой, и дедушка на совесть трудились управляющими во благо Авериных. А уж как я обожал Илью Васильевича… Как сына родного! Вот как! И к вам так же… А вы всё норовите с самых первых дней появления в этой семье оскорбить и унизить меня.

      – Будет вам, Генрих Иоаннович, – отмахнулась в очередной раз барыня. – Вы, право, как девица на выданье: шуток не понимаете. Я это любя, с уважением… Так и быть: отправляйте экипаж за Варенькой. Только проследите, чтобы всё было по-немецки правильно. Да чтобы не напутали по-русски, как это уже не раз бывало у нас. И ещё: пусть кучер возьмёт кого-нибудь в помощь. Вдруг новые хозяева жизни на возок и коня позарятся…

      – Не извольте сомневаться, Евгения Станиславовна, – управляющий отвесил еле заметный поклон, направился в людскую.

      Вот и получилось всё по-немецки правильно: прибыла доченька.

      – Слава тебе, Господи, – барыня на ходу осенила себя крестным знамением, слегка качнула головой в сторону иконы Божьей Матери, что висела в углу спальни, поспешила к выходу.

      Прислуга уже тащила в дом чемоданы с вещами дочери, сама Варенька кружила на руках младшего брата Серёжу.

      – Будет, будет тебе, Варвара! – Евгения Станиславовна придала голосу строгие нотки. – Не забывай, милая моя, что ты – девица, будущая мать. Помни о своём женском, материнском предназначении. Поставь этого недоросля! Не надорвись!

      – Ма-а-а-ма-а-а! – дочь уже повисла на шее матери, целуя её, успевая восклицать:

      – Как я рада! Как я рада, что вижу вас всех, нашу деревеньку! Тебя, моя милая-премилая мамочка!

      – Ох, и подхалим же ты, Варвара, – незлобиво, больше по привычке, наигранно-строго бранилась, выговаривала дочери мать, ощущая внутри себя