Русь и Орда. Михаил Каратеев

Александрович поспешил заверить, что столь приятная встреча для него дороже всяких угощений, и приналег на вино и баранину, обнаружив изрядный аппетит и весьма общительный характер.

      Завязалась беседа. Святослав, не собираясь вдаваться в подробности, сказал гостю, что приехал в Орду по поручению отца, которому по старшинству надлежит получить ярлык на большое княжение в Карачеве после умирающего князя Пантелеймона Мстиславича. Но, к его удивлению, тверской княжич оказался гораздо осведомленнее, чем он предполагал.

      – Погоди, Святослав Титович, – перебил он, – да ведь у князя Пантелеймона был сын Василей. Сказывали у нас, что последние годы он-то и правил княжеством вместо хворого отца своего. Встречал я кое-кого из карачевцев – они на него не нахвалятся. Неужто помер он?

      – Жив он, чего ему сделается? – с неудовольствием ответил Святослав. – Только по духовной грамоте деда моего, Мстислава Михайловича, после князя Пантелеймона отцу моему надлежит в Карачеве княжить, – соврал он.

      – Ну коли так, дело иное. Только думается мне, что, ежели народ княжича Василея столь крепко любит, – не обойдется у вас без усобицы.

      – Какая может быть усобица, коли у родителя моего будет Узбеков ярлык на княжение?

      – Э, брат, не думай! Вон у нас с Москвой как раз через эти самые ханские ярлыки более тридцати годов свара идет, да какая! Сколько княжьих голов уже в ней слетело, а конца еще и не видно!

      – Расскажи, Федор Александрович, что у вас там творится, – попросил Святослав, обрадованный возможностью отвести разговор подальше от карачевских дел. – До нас слухи разные доходят, а чему верить – иной раз и не знаем. А наиглавное – с чего это пошла промеж вас столь лютая вражда?

      – Ну, коли все рассказывать, так нам и седмицы не хватит, – промолвил Федор, – а вкоротке изволь, ежели хочешь… Чай, ведомо тебе, что, начиная с прапрадеда моего, Всеволода Юрьевича, прозванного Большим Гнездом, великое княжение все время в нашем роду было. Промеж собой у нас, вестимо, кое-какие распри из-за старшинства случались, но из сторонних князей ни один к великому княжению тянуться не дерзал. В году от сотворения мира шесть тысяч восемьсот тринадцатом[54] вступил на тверское княжение дед мой Михайло Ярославич и, как водится, поехал в Орду, к хану Тохте за ярлыком. Только глядь, а там уже московский князишка Юрий Данилович торчит и тоже ярлык на великое княжение просит! А Тохта и рад: кто, говорит, больше заплатит, тому и дам ярлык! Ну, у Москвы в ту пору кишка еще была тонка, и ярлык на великое княжение получил мой дед, хотя и недешево это ему стало.

      – Известное дело, – продолжал Федор, отхлебнувши вина, – дед на Москву распалился изрядно. Еще бы! Он самым могучим был на Руси государем, кроме Твери, володел также великим княжеством Владимирским, ему покорились Великий Новгород, Псков и иные земли. Уже его не князем, а царем повсюду начали величать, и вдруг на́ тебе, какая-то Москва с ним тягаться вздумала! И главное дело, воротившись

54

1305 г. христианской эры. До Петра Первого летосчисление на Руси велось от сотворения мира.