Корона для «попаданца». Наш человек на троне Российской Империи. Алексей Махров

пропорота (кортик Эссена тоже в крови), мундир разорван (в руках у Егора и Филимона куски сукна). Но это еще не конец. Ну ладно Шелихов с Махаевым, но адъютанты-то, адъютанты! Цвет русского дворянства яростно месит ногами упавшего царя. Э-э! Вы что творите? Он же сейчас от «геморроидальных коликов»[13] скончается!

      – Отставить! Прекратить!

      Они поворачиваются на мой голос «все вдруг». Затем кидаются ко мне:

      – Государь! Вы живы!

      – Государь, вы не пострадали?

      – Батюшка, твое величество, цел ты?

      Я кое-как успокаиваю своих спасителей. А в коридоре уже слышен топот ног, крики, команды.

      Мои парни мгновенно смыкаются вокруг меня. Картина маслом: на полу лежит окровавленный всероссийский самодержец, возле стола – его адъютант с пробитой башкой, в центре кабинета стоит расхристанный цесаревич, вокруг которого ощетинились револьверами Ренненкампф, Васильчиков и Хабалов, и выставили вперед кортик, шашку и бебут[14] Эссен, Шелихов и Махаев соответственно.

      Я лихорадочно соображаю. Если сейчас сюда ворвутся люди – быть беде. Быть большой беде! Эта шестерка рассуждать не станет. Если уж они на царя руку подняли, то остальных… Да они их в мелкую сечку покрошат!

      – Быстро! Дверь закрыть! Тела из коридора убрать! Хабалов, Махаев: делайте что хотите, но чтобы четверть часа сюда никто не входил! Хоть дворец поджигайте!

      Я подхожу и нагибаюсь к Александру. Ну, жить, похоже, будет, вот только интересно бы знать: кем? Это вообще Александр или внедренец? Вот сейчас как очухается да как обвинит меня с моими ребятами в попытке переворота. Вот будет номер! Может, его и в самом деле… того?

      – Государь, – негромко произносит Васильчиков, – позвольте нам закончить. Пожалуйста…

      – Все равно не будет проку от сумасшедшего на троне, – добавляет Ренненкампф. – Государь, вы молоды, вы умны, при вас Россия расцветет…

      – Царь-батюшка… – Господи, и Шелихов туда же! – Дозволь. Я его легонько, он и не почует даже.

      Эссен молчит, но по его лицу видно, что с предыдущими ораторами он согласен на все сто. Э, э, э!

      – Николай Оттович, не надо отдавать Егору кортик. Ради бога, подождите. Видите, он приходит в себя…

      Александр медленно поднимает голову.

      – Это что было? – интересуется он своим утробным басом.

      Ну, судя по его реакции, он – это он.

      – А это вы, батюшка, меня убить решили, – холодно роняю я. – Черняева вон, убили, за то что за меня заступился, гренадера своего – тоже. Спасибо моим ребятам, что отбили…

      Он тупо смотрит вокруг. Вид разгромленного кабинета приводит его в состояние ступора. За дверью шумят голоса, Хабалов рявкает что-то грозное, и голоса стихают. Я не расслышал точно, что он сказал собравшимся за дверями, но готов присягнуть, что в его короткой, но содержательной речи присутствовало слово «стрелять».

      Император медленно встает на ноги. Его пошатывает (еще

13

От этой «болезни» скончался, по официальной версии, Петр III.

14

Кривой кинжал. С 1907 года состоял на вооружении русской армии под наименованием «кинжал кривой солдатский обр. 1907 года».