Тайный Тибет. Будды четвертой эпохи. Фоско Марайни

столицы знает, что там, в сердце города, лежит немая и глухая фантастическая вселенная беспримерного образного богатства? Но что есть книга, которую практически никто не читает? Бумага – красивая, захватывающая, примитивная бумага Тибета с неровными волокнами, широкими, как вены.

      Мистер и миссис Наланда, должно быть, проехали этим путем несколько дней назад. Какая странная пара! Он – церемонный немецкий еврей, уже в годах, который приехал на Восток лет двадцать назад. Он принял буддийское имя и буддийскую веру и носит что-то вроде усредненного индо-тибетского одеяния очень яркого желтого цвета. На запястье у него четки, седые волосы чуть растрепаны, делая его похожим на скромного учителя музыки, который не позволяет себе полностью отдаться условностям. Его жена намного моложе; она отнюдь не уродина и порой даже весьма хорошенькая, белокожая, черноглазая и черноволосая, совсем как бомбейские парсы. Она тоже одевается в тибетском стиле. Они бродят от монастыря к монастырю, копируют картины и питаются жареной ячменной мукой. Это, можно сказать, героические люди, довольно нелепые и очень необычные. Они не ищут для себя чрезмерной славы, и это значит, что они искренни, но они изменили Западу, что печально.

      Изучать Восток и любить его – это не обязательно значит обратиться в него и отказаться от собственной цивилизации. Слава Запада – это наука, не просто наука в обычном смысле слова, а в более глубоком – знание окружающего мира. Это правда, что Запад должен рассечь Восток, как он рассекает концепции правды, добра и времени или строение растений и химию звезд, и, делая это, предан себе и последователен. Европа – это Леонардо, Декарт, Лейбниц, Бах: мир как мысль и собор; это Сервантес, Тициан, Шекспир: мир как активность, цвет и страсть. Но во всех своих аспектах западный мир – это мир объяснения, тогда как восточный мир – мир скрытого смысла. Запад центробежен, он существует в нестабильном, динамическом равновесии; Восток центростремителен, вовлекает в себя. Поэтому он, вероятно, надолго нас переживет. Но истинный европеец не должен оставлять свое место в своей цивилизации, несмотря на то, каким сумасшедшим, метеорическим путем она идет.

      Год назад Пема Чоки проезжала этой дорогой через Чубитанг по пути из Лхасы. Она ехала одна с пятью слугами. Какой крошечный караван! Она рассказала мне о своем путешествии прошлой ночью, сидя у огня, на постоялом дворе в Чангу. Было бы здорово встретить ее в первый раз в настоящем Тибете, на Танг Пун Сум, например, на том бесконечном плато, открытом, словно громадная чаша под небом, у подножия Джомолхари, где ее зеленоватые пики льда выступают на фоне ярко-фиолетовых скал. Сначала я бы заметил караван в виде крохотных точек вдалеке; постепенно точки превратились бы в людей, лошадей и яков. Потом я услышал бы колокольцы животных и голоса слуг; наконец, я бы в первый раз увидел Пему Чоки, Лотос Блаженной Веры, верхом на лошади, ее глаза устремлены вдаль, ее голова освещена солнцем; прекрасную, сильную и хрупкую, как нефрит. Потом она бы исчезла на бескрайней равнине.