Сорвать маску. Маргарет Макфи

объяснений.

      Арабелла не спешила продолжать. На ее лице вновь появилось бесстрастное выражение. Крепко сжав губы, она отвела взгляд.

      – Значит, ты здесь по своему выбору, а не по необходимости?

      – Да. – Арабелла вздернула подбородок и, не дрогнув, встретилась с ним взглядом, почти бросая вызов. – Теперь ты видишь, какой женщиной я стала. Не передумал оставаться?

      – Я никуда не уйду, Арабелла, – с уверенностью произнес Доминик, прямо глядя ей в глаза.

      Арабелла склонила голову и снова отвела взгляд, помрачнев и разозлившись.

      – А что твой отец думает о твоей нынешней профессии? – поинтересовался он. – А брат?

      – Мой отец и Том умерли во время эпидемии чахотки, которая унесла жизнь Генри.

      – Я сожалею о твоей утрате, – произнес Доминик. Эта новость потрясла его – он хорошо знал ее родных и был к ним привязан. – А миссис Тэттон?

      – Моя мать тоже заболела, но она, к счастью, выжила.

      – Она знает о том, что ты здесь, Арабелла?

      По ее лицу пронеслась тень вины.

      – Нет. – Но она тут же вздернула подбородок, дерзко глядя на Доминика. – И это не твоя забота.

      Наступила тишина, и они расслышали ритмичное постукивание спинки кровати о стену в соседней комнате. Никто из них не обратил на этот звук ни малейшего внимания.

      Он напряженно вглядывался ей в глаза. Оставался еще один вопрос, который Доминик не мог не задать, хотя уже знал ответ – можно было догадаться об этом по одному ее пребыванию в «Доме радужных наслаждений» миссис Сильвер.

      – И у тебя не было мужчин после Марлбрука? Ни нового мужа, ни покровителя?

      – Нет, – напряженно произнесла Арабелла, окинув его взглядом, исполненным презрения. – Но даже если бы и были, это тебя не касается.

      Их глаза снова встретились. Ярость закипела, заряжая гневом воздух, а затем Арабелла поднялась с кресла и подошла к длинным черным занавескам, закрывавшим окно.

      Она не могла спокойно сидеть на месте, позволив Доминику допрашивать ее. Арабелла боялась, что вопросы зайдут слишком далеко. Кроме того, у него не было никакого права задавать их. Он утратил право знать, что происходит в ее жизни, когда принял свое решение много лет назад. Пусть считает Арабеллу Тэттон шлюхой, которой сам же ее и сделал. Главное, чтобы он не узнал правды.

      Арабелла бы не вынесла, если бы Доминик понял, как ей больно, или узнал правду об отчаянном положении, которое и привело ее сюда. Лучше презрение, нежели жалость. А еще лучше – пусть Доминик и дальше ни о чем не догадывается.

      Между занавеской и стеной виднелась тонкая полоска ночного неба, темная, почти черная. Звезд не было, уличные фонари не горели, казалось, все вокруг томится ожиданием, предчувствуя опасность. Обернувшись, Арабелла увидела, что Доминик сидит, уставившись на крохотные огоньки, пляшущие по алеющим в камине углям. На его лице застыло мрачное выражение, подходящее к этой ночи.

      – Поверить не могу, что нашел тебя здесь… в проклятом борделе! – Доминик никак