Зеркало воды. Сергей Игнатьев

образ, – ухмыльнулся Драже, ворочая кочергой в камине. – Все новое для него – это порядком забытое старое.

      – Будет революция, – весело бросили из поскрипывающего кресла-качалки.

      В голосе этом смешался барабанный треск и прерывистые трели маршевой флейты.

      – Господин Снегирь?

      Жилистый г-н Снегирь, с хищно очерченным сухим лицом, забавлялся с креслом, с силой раскачиваясь, задирая колени, рассыпая искры с тлеющей сигары:

      – Согласны со мной, госпожа Матушка?

      На него насмешливо поглядела привлекательная русоволосая дама с высокой прической, в модном парижском платье, открывавшем плечи в россыпях веснушек. Она томно улыбнулась, звякнув серьгами, повернулась к сидящему рядом господину:

      – Это вам надо господина Калугу спросить. От него ничто не скроется. Верно, душа моя?

      Все посмотрели на ее соседа. Г-н Калуга, растрепанный, в круглых очках-велосипеде, задумчиво бросал между коленей некий округлый предмет, всякий раз с жужжанием возвращавшийся в его пальцы по тоненькой леске. Он будто и не слушал товарищей.

      На миг прекратив свое занятие, обвел присутствующих скучающим взглядом:

      – Что-с? Я, знаете ли, неважно слышу.

      Тут все, включая самого Калугу, даже вампирически-бледный Драже, даже хмурый Обоз, рассмеялись. Очевидно, это была одна из старинных шуток, имеющих хождение только в очень узком кругу.

      – А что, господа, говорит на сей счет Зеркало? – посерьезнев, спросил Калуга. – Кстати, где он сам?

      – Отбыл в войска, стариной тряхнуть решил, – криво ухмыльнулся Снегирь. – В кой-век опередил меня.

      – Не перестаю удивляться, – вздохнула Матушка. – Нашли из чего соревнование устроить. Вы, господа, порой ведете себя, как мальчишки!

      – Итак, революция неизбежна, – продолжал Поэт. – Ситуация как никогда требует нашего вмешательства.

      – Что вы собираетесь делать? – Снегирь затянулся сигарой. – И что решили с тем пройдохой, как его бишь, такой, с лысиной? Уланов?

      – Ульянов, – прошипел Драже. – Вопрос решается.

      Из глубин особняка послышались звон колокольчика, лязг засова, скрип паркета и негромкие голоса. Затем в высокие двери трижды постучали.

      – Да-да! – громко провозгласил Поэт. – Входите, господа, ждем вас!

      В библиотеку вошли трое.

      Первый был в длинном пальто-«дастере» и котелке, светло-серых, цвета золы в русской печке. Бряцая шпорами, шелестя полами, он вышел вперед, прищурил холодные голубые глаза. Приложив к губам серебристую гармошку, извлек из нее короткие такты (вой ветра, гудок паровоза в калифорнийской прерии, перестук бизоньих копыт).

      Второй тоже побрякивал шпорами. Как и у первого, у него были аккуратные усы и острая бородка. Шляпа и дастер – черней печной сажи, а глаза скрывали темные стекла очков. Он поставил на паркет грузно хрустнувший, звякнувший докторский саквояж.

      – Господин Рыбак! – прищурился Поэт. – Господин Шутник!

      – Люблю этих парней, – промурлыкал Драже. – В них есть