Частная коллекция ошибок. Светлана Гончаренко

Серебряный век, – еле слышно сообщила Ольга.

      – Ну и пусть его! Ты так мрачно об этом говоришь, будто Парвицкий ест младенцев. Ты что, с ним знакома?

      – Нет, зато этот осел Галашин знаком. Они недавно встретились в Москве на какой-то благотворительной тусовке, и Галашин стал расписывать свою коллекцию. У Парвицкого побежали слюнки. Он пообещал, если будет в Нетске, заехать и посмотреть. И вот послезавтра Парвицкий сюда прилетает. Галашин тоже на всех парах мчится домой из Питера. Специально! Похвастаться! Это конец.

      Самоваров выдавил из себя улыбку:

      – Не паникуй раньше времени! Сама говорила, что твои Коровины выглядят вполне прилично.

      – И Каменев… – всхлипнула Ольга.

      – Каменева вообще сюда не путай! Он до Серебряного века не дожил – значит, скрипачу дела до него нет. Остальное поправимо. Думаю, все будет так: Парвицкий заглянет к банкиру на четверть часа, покрутится, наговорит комплиментов и мигом умчится.

      – С чего ты взял, что мигом? И умчится?

      – Да у него в Нетске один-единственный концерт! Он мечется по миру, как конь. Вот смотри, тут, на приглашении, черным по белому написано, что он дает двести концертов в год. Что к нам он летит из Брно через Казань, а потом через Иркутск хватит прямиком в Осаку. В таком темпе детали разглядеть нереально.

      – Ты забыл о каталоге! О коллекции князя Белосельского-Белозерского! Она сейчас выставлена на продажу в Бельгии.

      Самоваров начал сердиться:

      – До чего ты мнительная! Где Бельгия, а где мы. Неужели ты считаешь, что Парвицкий видел этот компромат? Как я понял, каталог выпустила не слишком заметная галерея, да и вещи у князя второго ряда.

      – Зато у Парвицкого глаз-алмаз!

      Тут Самоварову крыть было нечем. Он снова посмотрел на фотографию. Там скрипач сощурил оба глаза; алмазы ли это, судить было невозможно.

      Ольга воспользовалась паузой и снова запричитала:

      – Я погибла! Я опозорена! Парвицкий увидит фальшивого Коровина! Он скажет об этом Галашину! А самое страшное, он тащит с собой Козлова.

      – Какого еще Козлова? Саксофониста?

      – Если бы! Это другой Козлов, известный Виктор Дмитриевич. Старый-престарый искусствовед, бывший хранитель Третьяковки и самый главный специалист по Коровину. Он едет специально, чтобы увидеть коллекцию Галашина. Теперь ты видишь, что я погибла?

      Самоваров присел рядом с Ольгой. Его утешительный задор иссяк: точно, дело пахло керосином. Он в последний раз попробовал убедить себя и Ольгу, что все не так страшно:

      – Ты говоришь, искусствовед этот очень старый? Да может, его еще артрит скрутит! Или колика какая-нибудь, и он не решится лететь в такую даль.

      – Уже решился! Галашин звонил полчаса назад. Обрадовал…

      – Тогда я пас.

      Ольга только что собиралась гибнуть безвозвратно, но тут вся вспыхнула от возмущения:

      – Я не узнаю тебя, Коля! И ты можешь так спокойно мне это говорить? Ты? Ты был моей последней надеждой. Я была уверена, что ты придумаешь что-то необыкновенное – у