Пластун. Николай Черкашин

поздно ночью постучались и в мою каморку на Никольской. Кто-то донес? Я выхватил из-под подушки наган. Продавать жизнь – так задорого. А может, отобьюсь? – брезжила последняя надежда. Открыл дверь и охнул: предо мной стоял Мартынов. Пашка! Пашечка…

      Мы встретились как братья. За кружкой морковного чая с ржаным сухарем – все, чем я мог угостить боевого товарища, если не считать вяленого леща и донской вишневой наливки, которую Павел каким-то чудом довез до Питера. За скромной трапезой порешили: уходим на Дон, в Новочеркасск, в возрождаемую русскую армию. Паша всегда точно знал, что и когда надо делать. Я же был склонен к рассуждениям – а что будет, если я поступлю по-иному. Пашка же рубил с плеча баклановским ударом…

      Утром связались со знающими людьми. И нам сказали: на Дон идите через Оршу. Дали адрес переправочного пункта, назвали человека, который проведет нас за немецкий кордон. Государственная граница Германии и красной России проходила в 1918 году через Оршу.

      Купив мешок семечек и спрятав на дне его сверток с наганом, крестами, погонами, документами, мы, под видом спекулянтов-мешочников, отправились на Царскосельский вокзал, где толпы переезжего люда штурмовали вагоны идущего на юг через Оршу поезда. Только не утраченный еще фронтовой опыт позволил нам взять с боем – через окно! – верхнюю полку одну на двоих.

      На наше счастье, мы сохранили старые студенческие билеты. С ними, миновав две проверки, добрались до Орши вполне благополучно, двое суток питаясь одними лишь семечками. На Днепровской улице нашли домик, указанный нашими конфидентами.

      Орша. Январь 1918 года

      На северной стороне от вокзала, почти у самих рельс, стояла ладная рубленая хата с голубыми ажурными наличниками. Мы постучались в глухую калитку. Истошным лаем зашлась во дворе собака.

      – Ах, каб цябя Пярун забиу! – послышался глухой мужской голос в сенях, и через минуту лязгнула железная клямка – калитка приоткрылась.

      – Здравствуйте, – сказал Павел. – Нам бы Федора Леонтьевича.

      – Я Ляонтьич, – отвечал крепкий мужик лет сорока пяти, с круглым лицом и курносым носом. Голубые глаза из-под кустистых бровей смотрели настороженно, но приветливо.

      – Мы привет вам привезли от Петра Алексеевича! – назвал пароль Павел.

      – Ну, кали привезли, так проходьте. – И крикнул неуёмному хвостатому сторожу: – Цыц! Каб цябе воуки зъели!

      Мы прошли в чистую теплую хату, где хозяева уже приготовились к ужину. В красном углу под вышивным рушником на нас смотрели лики Спасителя, Божией Матери и Николы Чудотворца. Мы не спеша перекрестились, и это вызвало немое одобрение у хозяйки дома – дородной белоруски в темно-синем длинном платье, подхваченном в поясе шалью.

      – Так сядайте разом з нами. Повечеряйте!

      Мы не заставили себя долго просить. Дорожный голод донимал нас со вчерашнего дня.

      За столом сидел сын хозяев – светловолосый парень лет двадцати пяти – весь в мать.

      – Антон! –