Пластун. Николай Черкашин

пока меня отсюда вывезут, начнется воспаление крови, гангрена, смерть…

      Денщик Мурат, словно догадываясь о печальном ходе моих мыслей, делал все, чтобы отвлечь и развлечь меня:

      – Ты, вашбродь, с арканом родился! Пуля насквозь вышел. Вот он!

      И Мурат показал мне свинцовый окатыш размером с добрый желудь. Это была английская штуцерная пуля. Если Господь не приберет, буду носить ее потом на золотой цепочке. Мурат поднес к моим губам кружку с густым травяным настоем.

      – Пей, вашбродь, пей! Кишку размачивай… Рана заживляй…

      Я отпил несколько глотков и снова впал в забытье. Дальше сознание возвращалось ко мне только отрывками, как будто меня отпускали с того света на этот – на короткие побывки.

      …Лошадиная милая морда качается у меня почему-то в головах. И сам я качаюсь на каком-то шатком перекошенном ложе… И если скосить глаза вниз, то там качается круп другого коня. А над головой ночное небо, залитое полной луной… Где я? Куда я? Медленно соображаю, что я на конных носилках, жерди которых перекинуты с одного коня на другого. И что кони идут под уклон – на спуск. Значит, меня везут с перевала вниз, в долину. Но почему так жарко ночью? Ночью в горах холодно… А, это меня трясет лихорадка. Нащупываю правой рукой левую руку. Вот она, пока на месте. Пока не оттяпали. Но как же больно она ноет… Головной конь оступился, носилки резко дернулись, и я опять уплыл на тот свет…

      …Свет… Яркий, резко бьющий в глаза… Вокруг чьи-то незнакомые лица… И все вокруг ослепительно бело…

      – Будем ампутировать?

      – Сколько ему?

      – Двадцать…

      – Ох, Александр Уварович, что ж, мы с вами так и будем плодить калек?

      – Вы хотите плодить покойников?

      – У хорунжего есть шанс выжить. Молодой и очень крепкий организм.

      – Вы берете на себя риск его выживания?

      Я не услышал ответа – провалился во тьму…

      Глава пятая. На кисловодских водах

      …Солнце! Бьет в глаза. Или это какой-то другой свет? Первая мысль о подслушанном разговоре. Ищу левую руку: так и есть – оттяпали! И уже протез пристроили – жесткий, шершавый, чужой… А почему в его конце мягкие пальцы? Да это же мои пальцы! И не протез это вовсе, а рука в гипсе. Это я гипс ощупывал, а рука-то вот она – на месте! Я готов был вскочить от радости и заплясать, но не было сил…

      – О, смотрите, ожил наш хорунжий! – услышал я с соседней койки.

      – Да не хорунжий уже, а сотник, – поправил соседа чей-то знакомый голос.

      – Пока не проставится, будет в хорунжих ходить, – заметил сосед.

      – Эй, господин сотник, залежались вы, любезный! – окликнул меня знакомый голос, и я сразу же узнал его: Таратута! Адъютант командира полка, балагур и сердцеед, как и все адъютанты, но человек порядочный и в полку уважаемый. Таратута прославился под Сарыкамышем. Будучи командиром сотни, он захватил турецкую батарею с лету конной атаки. Турецкие артиллеристы не успели дать картечный залп – все