Большая книга ужасов. Millennium. Сергей Охотников

бы! Но Матвей высок, широкоплеч, с открытым добродушным лицом – об его голову можно разбить сковородку, он все так же будет стоять и улыбаться.

      Алена вышла на крыльцо. Отрядная беседка, как галчатами, была обсижена ребятами. Они шумели, смеялись, кого-то уронили с высокого бордюрчика.

      – Ваш вожатый сказал, что все хорошо, – дрогнувшим голосом начала Алена. – Значит, так оно и есть. У меня к вам одна просьба – хотя бы пару дней не разбегаться. Моторову не трогать. Вообще! Чем меньше вы будете на нее обращать внимания, тем быстрее она успокоится.

      Алена поморщилась. Надо было еще как-то сказать им про Канашевич, ну, чтобы поменьше вспоминали длинными лагерными ночами, но язык не повернулся.

      – Идем завтракать. Я уверена, Королев с Постниковым к обеду вернутся.

      Первыми с лавок ссыпались мальчишки – «вечно голодные, вечно свободные…», и начали делать вид, что строятся.

      – Ой, миленькая, так все ужасно! – тут же повисла у Алены на шее Томочка. – Я так переживаю.

      Томочка круглолица, щекаста, кареглаза, с короткими темно-русыми волосами. Вся такая крепенько сбитая, правильная.

      – Ты-то чего переживаешь? – устало отстранилась Алена, но от Томочки так просто избавиться никогда не получалось. Она еще сильнее повисла на шее, уперлась щекой в плечо вожатой.

      – Так жалко, так жалко, – забормотала она. – Они вернутся, да?

      Алена поискала, на кого бы Томочку сбросить – девочке было все равно, с кем обниматься. Как раз подвернулась Кузя.

      – Юля! – поманила Томочкину подружку Алена. – У меня для вас задание. Посмотрите, чтобы Аню сегодня никто не трогал.

      Отчаянный ход. В эту смену ее отряд клокотал интригами и маленькими кровопролитными победоносными войнами. Компания Томочки ненавидела Аньку с Ирой. Но ведь их «так жалко, так жалко…».

      От неожиданности Томочка сползла с плеча вожатой, в карих глазах сверкнуло презрение.

      – Хорошо, – заторопилась Кузя, отводя Томочку подальше.

      Юлька Кузнецова, черноглазая, чернобровая, с длинными темными волосами, высокая, с уже сейчас вырисовывающейся хорошей фигурой, обняла Томочку, и та прильнула к ее покатому плечу, прошептав: «Миленькая…», они направились к дорожке, но Кузя вдруг остановилась. Чуть помедлила, словно решала: говорить – не говорить, но все же сказала:

      – А Юрка на зарядке говорил, что сломает Кабанову ногу, чтобы на всю смену отправить его в изолятор.

      – Зачем? – опешила Алена, поразившись и самим Юлькиным словам и тому, что она произнесла.

      – Чтобы в отряде не появлялся.

      – Кому он это сказал?

      – Зайцевой.

      – А при чем тут Зайцева?

      Томочка сделала большие печальные глаза.

      – Типа, влюблен, – сообщила она страшную тайну.

      Этого только не хватает! Прямо не июль месяц, а май, все маются. А тут еще Канашевич… Какого же числа это произошло?

      Крик взметнулся и стих. Что-то в этом крике было знакомое… чье-то имя?

      Алена обернулась. На крыльцо степенно вышел Матвей.

      – Я смотрю в окно, а он чешет.