Гуляки старых времен. Елена Хаецкая

чтобы бедокурила в доме родная плоть и кровь. И вот забрела на болота беспечная ягодница Катрина. Тут-то и похитил ее тролль.

      Для начала он напугал ее так, что она потеряла сознание а затем напоил одурманивающими травами. В полусне прожила она на болоте чуть менее года; когда же ребенок наконец родился, тролль снабдил Катрину богатым приданым и вынес на дорогу, ведущую в город, а сам преспокойно ушел.

      Случившееся Катрина помнила очень плохо и никогда не горевала о тролленке, зато приданым распорядилась весьма здраво. Янник же вырос сущим уродом как по людским меркам, так и по тролльским и оттого предпочитал уединение.

      Лишь очень немногим удавалось снискать его дружбу и доверие, а уж заполучить трубку янниковой работы – это, господа мои, говорило о человеке очень и очень многое! Поэтому Дофью Грас, ни слова не произнеся, вынул из кармана собственную трубку – старшую сестру той, что продемонстрировал незнакомый парень, – и положил ее на стол.

      Юноша не спеша достал мешочек с табачком, и Грасу предложено было угоститься.

      Ах-ах, знатным оказался табачок, и вскоре кольца дыма, сплетаясь восьмерками и как бы кривляясь на легком сквознячке, поплыли над столом и макушкой Тиссена, исчезая в конце концов возле арочного проема, за которым располагался вход в таверну.

      Дофью Грас думал о том, что незнакомый юноша отменно учтив и умеет себя держать; а также и о том, что солнечный луч уже ощупывает ставни, проникая в щели и норовя взломать преграду, а стало быть и Алиса уже поднялась и повязывает фартук, и ветчина, извлеченная из погреба, истекает напрасными слезами.

      Вскоре Алиса действительно спустилась по ступеням, приветливо махнула обоим старикам и молодому человеку и скрылась в кухне. С утра ее чепец и одна щека были несколько примяты, но когда она выступила из кухни с огнедышащей яичницей, как бы пронзенной множеством длинных тонких розовых ломтиков, то и щеки, и чепец, и фартук хозяйки чудесным образом разгладились и радовали глаз: первые – румянцем, вторые – белизной, разве чуть-чуть сдобренной веселыми золотыми брызгами масла. Словом, все вокруг в этот час сверкало, шкворчало и бурчало.

      Алиса поцеловала Дофью в мясистый лоб, Тиссена в запавший висок, а незнакомого парня – прямо в губы, назвав при этом Зимородком, после чего ушла опять в кухню – варить кофе.

      – Зимородок? – переспросил Тиссен, с подозрением щурясь. – Это тебя так зовут?

      Молодой человек усердно покивал, не переставая поглощать свой кус яичницы.

      – Хо-хо! – молвил Дофью Грас. – Знатно готовит наша Алиса.

      – Смотри, чтоб она не пронюхала как-нибудь про «семипудовую голубку», – предупредил Забияка Тиссен.

      Грас изумился:

      – А при чем тут Алиса?

      – Женщины, – жуя, ответил Тиссен, – мнительны.

      – Это точно, – подтвердил и Зимородок.

      Яичница закончилась, по обыкновению всех представительниц своего коварного желтого племени, очень быстро, и трое сотрапезников погрузились в волнительное ожидание вчерашнего