Подкидыш. Филиппа Грегори

толком, разумеется, мне ничего не известно. Она – это какое-то невероятное исключение из наших правил. Мы даже сестрой ее не называем, а зовем по имени: Ишрак.

      – Ишрак? – с удивлением повторил странное имя Лука.

      – Она настоящая оттоманка, – сестра Урсула очень старалась говорить об этом спокойно. – У нас в аббатстве ее просто невозможно не заметить. Она носит черное платье, как мавританки, а лицо порой закрывает покрывалом. Кожа у нее цвета жженого сахара. Обнаженная, она кажется золотистой, как ириска. Покойный хозяин замка привез ее с собой из Иерусалима совсем ребенком. Возможно, она досталась ему в качестве военного трофея, а может, была у него в доме чем-то вроде любимого домашнего зверька. Он не стал давать ей другое имя и крестить ее тоже не стал, но воспитывал ее, рабыню, вместе со своей родной дочерью.

      – Неужели ты думаешь, что это в ней причина здешних беспорядков? Ведь все, кажется, началось сразу после ее появления в аббатстве? И появилась она здесь, кажется, одновременно с госпожой аббатисой?

      Сестра-алмонер пожала плечами.

      – Некоторые монахини очень испугались, когда впервые ее увидели. Эта Ишрак, разумеется, еретичка, да и вид у нее довольно свирепый. И она, как я уже говорила, всегда тенью следует за госпожой аббатисой. Сестры находят… – она помолчала, подбирая нужное слово, – что она нарушает их покой. – И сестра Урсула тряхнула головой, подтверждая. – Да, она нарушает наш покой! Мы все так считаем.

      – И чем же она его нарушает?

      – Она ничего не делает для Господа нашего! – с неожиданной страстью воскликнула сестра Урсула. – А уж ради аббатства и вовсе палец о палец не ударит. И она ни на шаг не отходит от госпожи аббатисы, куда аббатиса, туда и Ишрак.

      – И ей, разумеется, разрешено выходить за пределы монастыря? Ей ведь это не заказано?

      – Она никогда не оставляет аббатису одну, – возразила его собеседница. – А госпожа аббатиса никогда из монастыря не выходит. Эта рабыня прямо-таки ужас на всех наводит. Она то крадется в тени, то скрывается в темном углу, за всеми наблюдая и все замечая, но ни с кем из нас не разговаривает. Иной раз кажется, будто к нам в ловушку угодило какое-то неведомое животное, а может, золотистая львица, и мы держим ее здесь в клетке.

      – А сама ты ее боишься? – напрямик спросил Лука.

      Сестра Урсула подняла голову и ясными серыми глазами посмотрела прямо на него.

      – Я верю, что Господь защитит меня от любого зла, – сказала она. – Но если б я не была так уверена, что надо мною простерта десница Господня, эта женщина стала бы для меня истинным воплощением ужаса.

      В комнате воцарилась тишина, словно там и впрямь пролетел шепот невидимого Зла. Лука чувствовал, как по спине у него ползут мурашки; брат Пьетро под столом судорожно вцепился в крест, который носил на поясе.

      – С кем из монахинь мне следует побеседовать в первую очередь? – спросил Лука, желая нарушить затянувшееся молчание. – Запиши мне имена тех, кто ходит во сне, у кого проявлялись