Зверь по имени Кот. Виталий Гладкий

Она лишь скромно улыбалась, опускала глаза и уходила в свою комнатушку. Разочарованным женщинам оставалось лишь глухо роптать и часами перемывать ей косточки, придумывая разные небылицы, от чего Ксане было ни холодно ни жарко. Постепенно неприятие новой жилички сошло на нет, и девушка наконец заняла свою нишу в коммунальном общежитии.

      – Как жизнь? – доброжелательно поинтересовался Сим Симыч.

      – Бьет ключом, – ответила Ксана.

      – Хе-хе… – хохотнул Сим Симыч. – Понял. А как насчет замужества?

      – Глухо. Кому нужна бедная бесприданница?

      – И то верно, – согласился Сим Симыч. – Сейчас девкам подавай богатых женихов. А разве миллионеров на всех напасешься?

      – Вот и я об этом. А хотелось бы… – Ксана улыбнулась.

      – Хе-хе… – поддержал ее Сим Симыч. – Конешно… Но ты не теряй надежды. Кто ищет, тот завсегда найдет.

      Сим Симыч был единственным из жильцов коммуналки, с кем Ксана снисходила до разговора. Может потому, что он с первого дня начал относиться к ней по-доброму, почти по-отечески (Сим Симычу стукнуло семьдесят). Он ни на что не претендовал и был своего рода коммунальным арбитром.

      Ксана пила кофе не торопясь, мелкими глоточками. Она сидела в креслице возле журнального столика. Напротив находился зеркальный шкаф-купе, и девушка могла наблюдать себя во всех подробностях. Похоже, ей не очень нравилось собственное отражение, потому что она время от времени кривилась, будто в чашке находился не слегка подслащенный ароматный напиток, а горькая полынная настойка.

      Из теткиных вещей в комнате осталась лишь большая икона в потемневшем от времени серебряном окладе. При переезде Ксана выбросила все старье, сделала капитальный ремонт и завезла новую мебель – недорогую, но красивую и удобную. Икону Ксана оставила только потому, что она оказалась старинной и, как потом выяснилось, была написана каким-то очень известным мастером.

      С Богом у девушки отношения были сложными; ее нельзя было назвать ни верующей, ни атеисткой. Скорее всего, она могла считаться «посторонней» – сторонилась и тех, и других, благоразумно полагая, что в этой жизни нельзя быть до конца уверенным ни в чем. Ксана верила лишь в амулеты и обереги; то есть, можно было причислить ее к язычникам.

      Допив кофе, девушка быстро собралась и вышла на улицу. Коммунальная квартира с ее постоянным гвалтом и интригами тяготила Ксану. Оказавшись в тенистом скверике перед домом, она глубоко, всей грудью вдохнула свежий утренний воздух и поспешила на трамвайную остановку.

      Трамвай кряхтел, скрипел, стонал, но с упрямством рабочего муравья тащил свою нелегкую ношу – людей, набившихся в его брюхо под самую завязку, – к центральной части города. На очередной остановке Ксану буквально вынесли из трамвая. Но, несмотря на давку, она ухитрилась отомстить карманному вору, который пытался залезть в ее сумочку.

      Не показав ни единым движением, что она поняла его замысел, Ксана нащупала острым каблуком туфли