Дом, сотворенный из вторников. Александра Зайцева

Я кончался в Афгане за эту лядь!»

      Бреет щёки, утюжит брюки, велит подать

      ордена, медали, парадный китель.

      Я смотрю с балкона, как он отправляется воевать

      с гнусным миром, который его обидел.

      Мой старик упёртый, покажет торговой гниде!

      Прав батяня-комбат, нам некуда отступать.

      Грустное-девочкино

      Мама в Италии пишет этюды.

      Деда её называет «иуда»,

      Бабушка хмурится, кличет «кукушкой»,

      Быть мне велит послушной

      И не выдумывать глупые сказки.

      Мама грустит на открытой терраске,

      Рядом с мольбертом в тени винограда.

      Лето в Италии, здесь – снегопады,

      Толстые льды, на дорогах заносы.

      Как объяснить недоверчивым взрослым —

      Мама ко мне не сумеет пробиться:

      Птица кукушка – пугливая птица.

      Мама в Италии пишет картину:

      Пятиэтажка, подъезд, две машины,

      Мёрзлые голые тополя,

      Девочка в шубке… наверное, я.

      «Знаю, однажды я стану мудрее…»

      Знаю, однажды я стану мудрее,

      всё принимая на слабые плечи.

      Это пока я всё так же болею —

      жизнь просто учит и просто увечит.

      Вот я бегу, разбивая колени

      о перекладины лестничных клеток,

      чтобы стерпеть все закрытые двери,

      грязные простыни, горечь таблеток.

      Счастье потом, а пока, как умею,

      не умираю, а просто взрослею.

      «Иосиф Виссарионович мог бы пожить как тёзка…»

      Иосиф Виссарионович мог бы пожить как тёзка,

      но не хорош: щёки не била оспа,

      взгляд не янтарно-карий,

      а театральный френч

      морщится на спине, опадает с плеч

      тощими беззащитными рукавами.

      Иосиф Виссарионович мог бы завлечь

      массы на баррикады, вручить им знамя,

      стать голытьбе не нахлебником, а товарищем,

      быть всенародным пугалом, тараканищем,

      слыть покровителем льдистых безбровых блонди —

      нок,

      вызвать колбасника Гюдлера на поединок

      и одолеть.

      Мог бы в полсилы, хотя бы на треть.

      Но

      злую подагру баюкая в утлой ванне,

      плачет: «Иосиф, зачем не родился Ваней,

      или Алёшей, но только не так, не так —

      сам себе враг».

      И ничего не сумел, хоть родители подвиги прочили

      сыну: Иосифу Виссарионовичу Колокольчикову.

      Хохотать

      Между голых монархов ты в красном цыганском платье,

      За вуалью ухмылка – обвисли зады у знати.

      Дерзких видят насквозь, даром каждый второй близорук,

      Они рады

      Залётным бастардам,

      Это бык тебе, это – круг.

      Раз явилась к великим, станцуй на песке манежа,

      Юбка станет мулетой, рискни, они любят свежих;

      К чёрту терцию пик, бандерилий, начнут с финала,

      Им не жалко

      Тебя, зубоскалка,

      Им тебя мало.

      Бык угрюм, чёрен мастью, совсем