Джоконда улыбается ворам. Евгений Сухов

красивой женщины кружила голову, от нее пахло ароматом лесных цветов. Интересно, она знает о том, насколько она хороша? Подозревает ли она о своей власти над мужчинами?

      – Как скажете, но я уверен, что мы не расстанемся надолго.

      Женщина едва улыбнулась и быстрой походкой, насколько ей позволяло зауженное книзу платье, направилась к угловому зданию с вывеской «Пари-Журналь».

      Глава 3

      15 апреля 1452 года, Винчи. Я назову его Леонардо

      Роженица лежала на узкой деревянной кровати подле высокого узкого оконца, укрытая тонким холщовым одеялом. Лицо бледное, измученное, на высоком широком лбу обильно проступали бисеринки пота. Прикрыв отяжелевшие веки, женщина протяжно застонала, а две свечи, стоявшие в изголовье, пустили под самый потолок облачко копоти.

      – За доктором послали? – строго спросила тощая старуха с высушенным желтым лицом у хозяйки дома – крепкой черноволосой женщины.

      – Послали, – отвечала одна из женщин, находившихся в комнате, – вот только никак не является.

      – Наш доктор все время так, – недовольно пробубнила старуха, – когда он нужен, так никогда его не дождешься. Наверное, опять где-нибудь с приятелями в трактире сидит.

      Старуха присела на стул рядом с роженицей и, растянув бесцветные губы в щербатой улыбке, спросила:

      – Как ты себя чувствуешь, деточка?

      – Болит, – пожаловалась роженица, – внизу живота…

      Отхлынувшие воды на какое-то время принесли облегчение, а потом вновь, скривившись от новой раздирающей боли, Катерина завопила в голос:

      – Не могу более!

      – Конечно, милая, ты ведь рожать собралась. Без боли ребеночка не родить. – Потрогав упругий живот роженицы, старуха неодобрительно покачала головой: – Ребенок очень большой, как бы не перевернулся. Вот что, ждать больше не будем. А то совсем худо станет… Литта, принесите кувшин с водой.

      – Сейчас! – Придерживая длинное платье, девушка выскочила за порог.

      Через открывшуюся на мгновение дверь в комнату хлынул поток весеннего воздуха, остудив раскрасневшееся лицо роженицы. Через минуту девушка вернулась с кувшином и протянула его старухе.

      Взяв кувшин, старуха заглянула женщине в глаза, расширенные от боли.

      – Ничего, Катерина, потерпи, скоро все закончится.

      – Моченьки моей больше нет терпеть, что же он меня так мучает! – прошелестела она пересохшими губами.

      – Это всегда так бывает, значит, потом много радости принесет. Ну-ка, деточка, подними головку, испей водицы, – поднесла она ко рту роженицы чашку с водой. Заливая белую рубашку, роженица сделала несколько судорожных глотков. – Вот так, миленькая, вот так… Отпей еще.

      Катерина вдруг выгнулась и закричала, расплескав на подушку остатки воды.

      – Ой, не могу! Розалина, голубушка, сделай же что-нибудь!

      – Сейчас, милая, сейчас! – забеспокоилась старуха. – Стянув с роженицы одеяло, сказала: – Ноги согни, дуреха! Ноги… Вот так. А теперь тужься, милая, что есть силы тужься!

      – Больно мне! – завопила Катерина.

      – Потерпи,