Остров потерянных душ. Елена Арсеньева

За это меня в кафе и держат. Куда угодно дорогу покажу. Вижу сквозь туман.

      – Слушай, да ты феномен! Чудо природы! – восхитился Валерка. – Ты могла бы состояние сколотить у здешних браконьеров! Была бы у них лоцманом во время тумана. Ведь ни один рыбинспектор в это время на реку не сунется.

      Пальцы, сжимавшие его ладонь, дрогнули и ощутимо похолодели.

      – Нет, – буркнула девчонка. – Я реки боюсь. На причал еще могу подняться, но в лодку ни за что не сяду. Лучше умру.

      Валеркина логика мгновенно сделала стойку. Теперь понятно, почему девчонка вся такая замурзанная! У нее водобоязнь. Водобоязнь – признак бешенства!

      Ее укусила бешеная собака…

      Девчонке в больницу надо. Срочно! Неужели никто из взрослых не понимает, что с ней? Бешенство ведь не лечится, это смертельная болезнь, но если вовремя сделать прививки, человека можно спасти.

      Или уже поздно?..

      – А давно это у тебя? – осторожно спросил Валерка.

      – Что?

      – Ну, водобоязнь.

      – Какая водобоязнь, ты что? – повернулась она с изумлением. – Я в кафе знаешь, сколько посуды перемываю! Я боюсь только реки. И это у меня всегда, сколько себя помню.

      – А сколько ты себя помнишь? – весело спросил Валерка, у которого отлегло от сердца.

      – Две недели, – ответила девчонка.

      – Всего две? – засмеялся Валерка. – А до этого не помнишь?

      – Не помню, – сказала она так, что сразу стало ясно – не шутит.

      – Так у тебя что, потеря памяти, что ли?! – испуганно спросил Валерка.

      – Ну да, а что, нельзя? – отозвалась девчонка холодно.

⁂

      Самые страшные сны приходили перед рассветом.

      Васька снова и снова видел эти изувеченные существа…

      Все они были живы еще недавно. До тех пор, пока не приходил Ванюша.

      Ему не было их жалко. Они ведь были не люди! Они только и могли, что стоять да молчать, иногда махать ветками. Или шевелить веточками, будто пальцами.

      Ванюша их мучил. Сначала отламывал пальцы-веточки. Потом ломал ветки-руки. И когда эти руки повисали как плети, брался за маленький острый топорик, который всегда носил за поясом.

      Этот топорик он очень любил и норовил отточить его остро-преостро. Знал, что пригодится!

      Эх, как же нравился Ванюше сочный и в то же время хрусткий звук, когда топорик входил в существо! Один удар – и рука, вернее ветка, отлетала. Другой – другая. И еще, и еще…

      Раньше, когда он был еще слабосильный, с одного удара отсечь ветки не удавалось. Мучил, мучил свои жертвы… Если бы они могли кричать, их крики и стоны разносились бы по всей округе. Но они были немые. Что он, дурак – с говорящими связываться? Нарочно выбирал тех, кто не мог на помощь позвать.

      Когда с руками жертв было покончено, приходил черед их тел. Ванюша доставал из кармана небольшой брусок и на нем вострил верхний край лезвия так, что оно становилось острым, будто перо. Теперь им можно было писать на телах жертв все что хочешь! И Ванюша писал, наслаждаясь тем, что никакая училка сейчас не стоит над душой и не мешает писать