Рассказы для выздоравливающих. Аркадий Аверченко

немного экзальтированной, истеричкой…

      – Толкуй! Дальше… «Роль слуги Дамиана»! Это вам, Аполлонов. «Горничная Катерина» – Рабынина-Вольская!

      Марыськина отошла в угол в задумчивости…

* * *

      …Начался второй акт. Сцена изображала гостиную в доме Солнцевой (Любарская). Собираются гости, приходит комик Матадоров (Лучинин-Кавказский), с которым хозяйка ведет напряженный разговор, так как она ожидает появления своего любовника Тиходумова (Закатов), изменившего ей с баронессой. Должна произойти сцена, полная глубокого драматизма. Объяснение на первом плане; в глубине сцены – тихий разговор ничего не подозревающих гостей…

      Когда поднялся занавес, на сцене была одна Солнцева. Она ходила по сцене, ломала руки и, читая какую-то записку, шептала:

      – Неужели? О, негодяй!

      В это время в гостиную вошла группа гостей, и Солнцева, согнав с лица страдальческое выражение, приветливо встретила пришедших.

      Она поклонилась молчаливым гостям, поцеловалась с купчихой Полуяновой (Марыськиной), и, когда суфлер сказал: «Ах, это вы… вот приятный сюрприз!» – хозяйка тоже обрадовалась и покорно повторила:

      – Ах, неужели же это вы! Вот так приятный сюрприз!

      Марыськина посмотрела вдаль и печально прошептала:

      – Наконец-то собралась к вам, милые мои!

      – Очень рада, – приветливо сказал суфлер. – Садитесь.

      Хозяйка дома вполне согласилась с ним:

      – Очень рада! Чрезвычайно. Отчего же вы не садитесь? Садитесь!

      Марыськина истерически засмеялась и, теребя платок, сказала:

      – Сяду и даже чашечку чаю выпью!

      Она опустилась на диван, и сердце ее больно сжалось.

      «Все… – подумала она. – Все! Вот она и роль!..»

      И неожиданно сказала вслух:

      – Да… что-то жажда меня томит, с самого утра. Ну, думаю, приеду к Солнцевым – там и напьюсь.

      Солнцева недоумевающе взглянула на купчиху.

      – Сделайте одолжение, – согласился гостеприимный суфлер.

      – Пожалуйста! Сделайте одолжение… Я очень рада, – преувеличила Солнцева.

      – Да… – сказала Марыськина. – Ничто так не удовлетворяет жажду, как чай. А за границей, говорят, он не в ходу.

      – Замолчите! – прошептал суфлер, меняя обращение с купчихой Полуяновой. – «Солнцева отходит к другим гостям».

      – Что это вы, милая моя, такая бледная? – спросила вдруг Марыськина. – Неприятности?

      – Да… – пролепетала Солнцева.

      От приветливости суфлера не осталось и следа.

      – Молчите! Почему вы, черт вас дери, говорите слова, которых нет? «Солнцева отходит к другим гостям»! Солнцева! Отходите!

      Солнцева, смотревшая на Марыськину с немым ужасом, напрягла свои творческие способности и сочинила:

      – Извините, мне надо поздороваться с другими. Вам сейчас подадут чай.

      – Успеете поздороваться, – печально прошептала Марыськина. – Ах, если бы вы знали, душечка… Я так несчастна! Мой муж – это грубое животное без сердца и нервов!

      Марыськина