Айла и счастливый финал. Стефани Перкинс

может как-то помешать нашей дружбе? – Джош лукаво улыбается.

      В ответ внимательно смотрю ему прямо в глаза.

      Джошуа смеется, но затем задумчиво пожимает плечами:

      – Не знаю. Есть что-то… поэтическое в этом времени года. И я же не говорю, что ко мне пришло духовное озарение. Да вообще, мне кажется, что в этом нет ничего особенного. Просто захотелось все как следует обдумать.

      – Конечно, в этом нет ничего такого. Мои родители – католики, но никогда не ходят на мессу. Я даже не знаю, верят ли они в Бога. Но при этом каждый год ставят рождественскую елку, которая дарит нам всем ощущение покоя и счастья. В традициях на самом деле есть что-то хорошее.

      – А ты веришь в Бога? – спрашивает Джош.

      Его прямота почему-то не удивляет меня. Мы как раз подошли к громаде Нотр-Дама, отражение которого мерцает в темных водах реки, что протекает рядом. Какое-то время я смотрю на собор и только потом отвечаю:

      – Я не знаю, во что верю. Меня можно считать агностиком. И одновременно свидетелем рождественской елки…

      – Мне нравится твой подход. – Джош улыбается.

      – А ты атеист, празднующий Йом-Кипур, – улыбаюсь я в ответ.

      – Так и есть, – легко соглашается Джошуа.

      Я никогда раньше не вела разговор на такую деликатную тему. Мы переходим по мосту к Нотр-Даму, величественному собору, построенному на острове Сите, большем из двух островов реки Сены, в самом центре Парижа.

      – У меня вопрос, – говорит после непродолжительного молчания Джош. – Но не знаю, как задать его.

      – Уверена, ты отлично справишься, – подбадриваю я, жалея, что не могу его шутливо подтолкнуть.

      Повисает напряженная пауза, пока парень подыскивает слова.

      – Курт – аутист? – Наконец решается он.

      У меня внутри все сжимается. Но я щажу Джошуа, как и он только что пощадил мое собственное невежество.

      – Да, – прямо говорю я. – У него то, что в «Диагностическом и статистическом справочнике по психическим расстройствам» раньше называли синдромом Аспергера, а теперь высокофункциональным аутизмом. На самом деле это одно и то же. Но это не заболевание в привычном нам смысле этого слова, оно не требует лечения. Просто его мозг работает немного иначе, чем у других. Вот и все.

      Джош указывает на скамью в небольшом парке, разбитом рядом с Нотр-Дамом, я согласно киваю и направляюсь к ней. Мы садимся на незначительном расстоянии друг от друга.

      – И как же работает его мозг?

      – Ну… – Я протяжно вздыхаю. – Он чересчур умный и педантичный. Так что сарказм и метафоры – не его сильные стороны.

      Джош кивает:

      – Что еще?

      – Курт плохо распознает выражения лиц, – пускаюсь я в объяснения. – Но очень хочет этому научиться, поэтому сейчас у него выходит лучше, чем раньше. Иногда он забывает, что нужно смотреть в глаза собеседнику и хотя бы время от времени улыбаться. Вернее, он улыбается, но только тогда, когда ему действительно весело. В отличие от нас.

      Мое объяснение немного сбивчивое, потому