Туман на родных берегах. Дмитрий Лекух

не тот человек, его не следовало заставлять себя ждать.

      Вождь не напрасно настаивал на скорейшем прибытии Ворчакова в Москву: кажется, ему и вправду предстояла важная и крайне интересная работа…

      Глава 4

      Когда они наконец обменялись рукопожатиями, Ворчаков вновь с удивлением глянул на Берию:

      – Вас-то, Лаврентий Павлович, в наши края каким ветром занесло? Или с нацменами уже все в порядке, не бузят?!

      Термин, характеризующий представителей национальных меньшинств и придуманный обладавшим несомненным литературным талантом Канцлером, Ворчаков упомянул сознательно.

      Хотелось именно оскорбить. «На тоненького», как в бильярде…

      Берия, разумеется, понял.

      Вздохнул.

      Поправил вечно мятый бело-голубой жандармский мундир, который предпочитал любой другой одежде.

      Говорили, что у этого мужиковатого и грубого неряхи настоящая красавица и чуть ли не подлинная аристократка жена, Нина.

      За ней многие пытались ухаживать.

      И как только терпит?!

      – Отчего же не бузят? – блестит стеклышками старомодных круглых очков. – Бузят. И будут бузить, пока ваше ведомство столь успешно ловит подпольных зачинщиков. Лидеры-то, извините, на свободе. И не только в Германии…

      Никита поморщился.

      Доля правды в словах бывшего максималиста была.

      Но какого, спрашивается, черта?!

      – Так какого такого лешего, – произнес вслух, – вы здесь сидите?! Или работы мало?!

      Берия вздохнул, поморщился.

      – Если вы думаете, что общение с вами, Никита Владимирович, доставляет мне хоть малейшее удовольствие, вы глубоко и обидно заблуждаетесь. А сижу я здесь, как вы изволите выражаться, по личному распоряжению Канцлера. Валентин Петрович велел вам передать, что на празднование пятнадцатилетия победы в Москву будет конвоирован содержащийся под домашним арестом Объект № 4. «Дед». Или, если угодно, «Старик». Будет во время парада иметь честь стоять непосредственно в двух шагах от Верховного главнокомандующего. А нам с вами приказано предусмотреть все мыслимые меры безопасности. И для него. И – разумеется, – от него. У этого отставника друзей до сих пор больше, чем нам бы с вами хотелось. И они неплохо вооружены…

      Никита – задохнулся.

      Ему захотелось грязно, по-мужицки, выматериться. Еще бы…

      – Вы чем там, у себя в охранке, думаете?!

      Лаврентий демонстративно пожал узкими покатыми плечами, поджал тонкие, бледные, совершенно не южные губы, прищурил рыбьи глаза.

      – Вопрос не ко мне, – говорит сухо, – а непосредственно к Верховному. Его личное распоряжение. Смею напомнить, Москву в Гражданскую брал именно Старик. А Валентин Петрович тогда командовал бронеплощадкой у Деникина. Они знакомы. Да и не опасен Дед давно. Сидит у себя в Переделкине под нашим наблюдением. Мемуары пишет. «В огне гражданской войны», если мне верно доложили. Да и какая разница! Это уже прошлое. Реликт. Ну, постоит с Вождем на трибуне, примет парад. Подумаешь. Лично меня куда больше германские большевики беспокоят.