Хирург. Марина Степнова

голубой лентой. Так сказать – воплотить любовь в прямом смысле этого слова. Но что, что, скажите на милость, могла знать о любви хрипуновская мама? А сам старший Хрипунов? А тысячи, миллионы им подобных – все эти толпы с лицами, наспех вылепленными из хлебного мякиша, и крошечным зародышем души, едва пульсирующим в области желудочно-кишечного тракта? Что им было в этих абсолютно не эргономичных и утомительных исканиях и порывах, в этом надуманном самоуничтожении одной личности ради другой, еще более ни в чем не повинной?

      А Хрипунов… Хрипунов хотел стать Богом. Он вообще не имел права любить.

      Потому оставим в покое любовь. Тем более что в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году всем было и вовсе уже не до нее. Кубинский народ праздновал освобождение от диктатуры Батисты (как же звали бедолагу? Ах да – Фульхенсио!). Аляска стала сорок девятым штатом США и тоже на радостях упилась до упада. Советский Союз, впрочем, не отставал и, в свою очередь, ликовал – официально, ибо внеочередной XXI съезд КПСС объявил о полной и окончательной победе социализма в одной отдельно взятой стране, и неофициально, потому как наша сборная по футболу на первом кубке Европы сделала и чехов, и венгров, и невесть как затесавшийся в Европу Пекин. Правда, с китайцами и чехами матч был товарищеский, зато венграм в одной восьмой финала вломили один – ноль: помните, как Юрочка Войнов на пятьдесят девятой минуте размочил счет, заставив свой многомиллионный народ, взревев, приникнуть к радиоточкам? Но Войнов что. Вот Яшина Льва Ивановича, конечно, боготворили – это да.

      Еще в пятьдесят девятом Хрущев посетил Америку (результат: царица полей кукуруза), тайфун Вера – Японию (результат: 5 000 трупов), в иноземных магазинах появилась кукла по имени Барби, а Хрипунов-старший пришел из армии. Так сказать, освободился с чистой совестью.

      В родимом совхозе «20 лет без урожая» (он, кстати, существует до сих пор – и до сих пор перед центральной усадьбой этого совхоза разворачивается «лиазик», пыхтящий по маршруту с романтическим названием «Ясиновая», и кондуктор прямо так и объявляет гундосым голосом – «20 лет без урожая», впрочем, нынче это просто маршрут №6, но он ведь существует, имеется до сих пор, как до сих пор существует сам Феремов, что и вовсе уже волнующе, странно и невероятно), так вот – в родимом совхозе Хрипунову-старшему сдержанно обрадовались и даже что-то такое предложили – по части работы и, заметьте, по жилищной линии. Но свежеиспеченный дембель не обольстился, искушение богатством выдержал, зато сломался на сортире. Да, на сортире – на теплом армейском сортире, с коричневой гармоникой батареи парового отопления, кафельной плиткой на полу и стройной шеренгой чугунных, ребристых подошв, на которых и полагалось раскорячиваться над отверстым канализационным жерлом. Такой сортир был в казарме Хрипунова-старшего, и такого сортира не было в совхозе «20 лет без урожая». Не было и в ближайшую тысячелетку не ожидалось.

      С раблезианским простодушием мочиться прямо с крыльца,