Жребий окаянный. Браслет. Алексей Фомин

как не прошло и пяти минут, как расшива причалила под высокий песчаный обрыв, а гребцы укрылись на берегу, наблюдая из-за кустов за приближающейся лодкой. На расшиве остался лишь кормщик. Валентин лежал на траве рядом с мордатым веснушчатым Ванькой, сжимавшим в руках увесистую дубину.

      – И че они испужались? – бубнил Ванька почти в самое ухо. – Всего-то восемь душ. Вот ужо мы их…

      Валентин не реагировал на это бормотание, молча глядя, как лодка врезалась носом в песчаный берег позади их баржи и прибывшие на ней люди выходят на берег.

      – Здравствуйте, добрые люди. По какой надобности путешествуете? – Кормщик решил начать разговор первым.

      – Это митряевская расшива? – уточнил один из новоприбывших, не отвечая на приветствие.

      – Ну…

      – Я орловский губной староста. Вот этот вот достопочтенный орловский горожанин, – говоривший указал на одного из своих спутников, – утверждает, что двое митряевских гребцов похитили его наручный браслет. А слова его подтверждает служка кабацкий. Вот. – И он указал пальцем на второго.

      Валентин сразу же узнал того, которого назвали достопочтенным орловским горожанином. Это был тот самый кудлатый, с чьей руки он содрал браслет. Узнал его, видимо, и Ванька, так как, едва лишь зашла речь о браслете, тут же перестал бубнить и начал внимательно вслушиваться в разговор, ведущийся у расшивы.

      – Да у меня гребцов пятьдесят душ, – ответил кормщик. – Это которые же из них? Как выглядят? – Он сокрушенно покрутил головой. – Однако, не верится мне, чтоб мои воровством занялись.

      – Один высокий такой, рыжий, а второй – пониже, смуглявый. Они из нашего кабака товарища своего забирали, – затараторил кабацкий служка.

      – Понял, о ком речь. – Кормщик кивнул. Он приставил ладонь ко рту и крикнул: – Эй, Шеляга, Рыжий, спуститесь-ка сюда. – Сам он тоже сошел по сходням на берег и подошел к орловскому губному старосте и людям, прибывшим с ним. – Ты сам видел, что это они? – грозно спросил он, подойдя вплотную к служке.

      – А кто ж еще? – слегка опешил служка. – Только они туда и подходили. Господин вот… – он указал на кудлатого, – спали. И ваш человек – тоже, но у другого конца. Вот так вот. – Он показал, как спали за столом Валентин и кудлатый. – А тут, значит, двое ваших подходят, товарища своего хватают и волокут.

      – И что? – переспросил кормщик. – Ты сам видел, как они снимали браслет?

      Шеляга и рыжий Ванька уже спустились к воде и, не торопясь, подходили к беседовавшим на берегу.

      – Так больше некому. Никто туда боле не подходил. Только они. А господин проснулись – а браслета-то и нетути.

      – Понятно, не видел. А что за браслет-то? – Он повернулся к несчастному хозяину браслета. – Небось золотой, с лалами[2] да яхонтами? – Последнюю фразу он произнес с нескрываемым сарказмом.

      – Нет-нет. – Кудлатый выглядел слегка смущенным. – Обычное олово. В палец шириной, а на нем собака отлита.

      – Говорят, вы браслет наручный взяли вот у него. – Кормщик обернулся к подошедшим

2

Лал – рубин, алмаз.