Бог почувствовал в моем предгрозовом молчании что-то неладное, сделал выводы и быстро спросил по всей форме:
– Соглашаешься ли ты, Илона, принять на себя клятву мужа своего Кондрада и выполнить мое желание?
– Как будто мне дали выбор! – Я уже злилась не по-детски и отчаянно трусила. – Я тут как Иван-царевич. Направо рванешь – по «тыкве» огребешь, налево пойдешь – по «репе» огребешь. А прямо двинешься – ваще без мозгов останешься! И где выход?
– Немного грубовато, – попенял бог, вытаскивая свою железяку и облокачиваясь на нее, – но, в общем, суть уловлена правильно и выводы соответствуют действительности.
Я фыркнула, невербально показывая, что обо всем этом безобразии думаю. И об одном лопухоиде-супруге, и о хитрожо… хитроумном божке «господин-любящий-чтобы-все-было-на-халяву-и-чужими-руками». Я призадумалась. И ведь в их мире второго уже такого встречаю. У них разразилась божественная эпидемия халявоведения, что ли?! Или эту хворь «болезненной шароманией» именовать? Гм… а звучит!
– Бумагу дай, пожалуйста, – попросила я, прищуриваясь. – И карандаш!
Рицесиус щелкнул пальцами, и у меня в руках появился блокнот с карандашиком, типа гламурного девичьего дневника. Розовый! С проволочкой!! В сердечко!!! Тьфу, гадость!
На мое «Спасибо!» металл-мужик кивнул и поинтересовался:
– Зачем?
– Лекцию буду конспектировать, чтобы почитать на досуге. – Я заозиралась в поисках, куда бы примоститься. Нашла и присела на креслице, которое стояло на возвышении посреди зала всех ветров.
– Какую? – не понял моего ответа бог.
– Вашу, – поерзала я в кресле, устраиваясь поудобнее. Потом вооружилась карандашом и преданно уставилась на металлоконструкцию времен Ледового побоища.
– Илона! – смешливо фыркнул похититель. – Будь серьезной! От этого зависит твоя жизнь.
– Пра-авда? – доверчиво захлопала я ресницами. – Не от уровня сахара в крови или холестерина? Не от уличных ДТП и местного бандитиз… травматизма? А от серьезности? Дык я серьезнее мумии фараона Тутанхамона!
– Илона!!! – прибавил твердости в голосе бог. – Это очень важно!
– Кстати! – У меня созрел весьма насущный вопрос. – А по времени эта клятва как-нибудь ограничена? Или вы теперь всю жизнь со своим корявым пальчиком будете мне семейную идиллию обламывать и «Должок!» кричать вместо «Горько!»? А то, может, и Форсет от меня услуг наперед по той же самой причине потребовал? И теперь я буду, как рабыня страсти, ой, прошу прощения – долга! – переходить из рук в руки, словно полковое знамя?
– А разве семейная жизнь не предполагает какие-то взаимные обязательства и долги? – удивился Рицесиус.
– Для