Воевода. Александр Прозоров

же чернобородому, но с белой выцветшей кожей и глубоко сидящими узкими глазами: – Гагар, проследи.

      Егор усмехнулся. Он почему-то думал, что Гагаром местный купец кличет большеухого и веснушчатого мальчишку лет семнадцати, с голубыми, как у Елены, глазами.

      – Клим, с нами-то пошли! – махнул рукой мужчина.

      Бросив рогожу с курятиной обратно на сани, на призыв подбежал тот самый лопоухий паренек:

      – Че звал, дядя Гагар?

      – Пойдем, князь нам возок-то особый покажет. Товар из него на Бычий коч перегрузить-то надобно.

      – Надо – погрузим, – деловито подтянул штаны мальчишка.

      – И ты тоже гарпун метать умеешь? – спросил его Егор, направляясь к собравшемуся под обрывистым склоном ближнего холма обозу.

      – А как же! – стараясь говорить низким голосом, подтвердил паренек. – У нас, поморов-то, каждый муж сему искусству-то сызмальства обучен.

      – Так вы поморы?

      – По морю-то ходим. Стало быть, поморы.

      – Логично, – согласился Егор. – А кто такой Полунощник, ты знаешь?

      – Ветер, что на север-то и закат дует. Под него из бухты выходить-то зело удобно, и в море отправляться. А ты отчего-то спрашиваешь?

      – Да купец ваш, Трескач, сказывал, будто тот ему откликнулся. А я все не мог понять, кто это такой?

      – Тс-с-с! – прижал палец к губам паренек. – Про то вслух-то не сказывай. Погоду спугнешь!

      – Да? – вскинул брови Егор.

      – Люди сказывают, род Трескача колдунам-то лопарским души баб своих продал в обмен на дощечку-то ветряную, – громко прошептал Клим. – С тех пор когда они в море ветер-то зовут, Шелонник там, Обедник, Побережник, али еще какой, те откликаются и на помощь приходят. А бабы у них в роду-то все злющие. Оно и понятно, коли-то бездушными растут. Их токмо ради приданого рыбаки замуж и берут. Иначе все до единой-то в девках бы ходили!

      – Так у вас что, каждый ветер имя свое имеет? – атаман остановился возле саней с порозами.

      – А как же! Мы к ним со всем-то уважением. Но токмо зазря вслух лучше-то не поминать. Услышат – придут все вместе, буря-то случится. Буянить до тех пор станут, пока-то не разберутся, кому оставаться, а кому за море уходить.

      – Вот эти игрушки мне нужны будут в походе, – указал на рогожу Егор. – Вещи хрупкие, вы с ними осторожнее.

      – Не беспокойся, княже. Даже снежинки-то с добра твоего не слетит. Мы свое дело знаем.

      Это было правдой. За считаные часы поморы привели в порядок и полностью загрузили пять кочей, три из которых были двухмачтовыми, в полтора раза крупнее новгородских немаленьких ладей. Когда низкое северное солнце скатилось за горизонт – маленький флот порта Териберка уже был готов к выходу в дальний опасный поход.

      Новым днем вошедший в раж купец Трескач поднял и своих земляков, и ратных гостей еще затемно. За неимением просторной церкви вывел всех к поставленному на берегу кресту, сам же прочитал молитву, призывая милость Христа к себе, своим спутникам и их начинанию, после чего все