Слепой. Антикварное золото. Андрей Воронин

простить, я запамятовал, как вас по батюшке?..

      Запамятовать он этого не мог, поскольку никогда не знал. В силу некоторых причин подполковник Ромашов, когда это было возможно, избегал представляться незнакомым людям по имени-отчеству. Ссылка на забывчивость в данном случае являлась не чем иным, как вопросом, заданным Степаниди в соответствии с его представлениями о вежливости; сознавая это, подполковник взял себя в руки и не стал грубить, заявляя, что его имя и отчество не имеют отношения к делу.

      – Иван Гермогенович, – буркнул он, уже в который раз испытав не самые добрые чувства по отношению к своим покойным деду и бабке, которые не сумели придумать для сына лучшего имени.

      Степаниди несуразное отчество подполковника Ромашова привело в необъяснимый, но явный восторг. Весь засияв, как внезапно включившийся в непроглядной тьме зенитный прожектор, толстяк вскочил, обеими руками схватил лежавшую на столе ладонь подполковника и сердечно потряс ее раньше, чем Ромашов успел этому хоть как-то воспрепятствовать. Освободившись, подполковник украдкой вытер руку о брюки – ладони у коллекционера оказались скользкими и липкими от пота.

      – Иван Гермогенович, – с удовольствием, будто смакуя, повторил Степаниди. – Очень, очень приятно!

      Ромашов наконец сообразил, чем вызван столь бурный восторг коллекционера. Нетрадиционное отчество подполковника милиции Ромашова, видимо, заставило толстяка думать, что он имеет дело не с обычным ментом, а с потомком старинного, интеллигентного, а может быть, даже и дворянского рода – наследником вековых традиций московской профессуры, адвокатуры или, к примеру, царского офицерства. Почему этот жиртрест не предположил, что подполковник Ромашов продолжает традиции, скажем, российской жандармерии, оставалось только гадать; наверное, видеть в Ромашове родственную душу ему было приятнее, чем общаться с обыкновенным долдоном в пуговицах.

      – А скажите, если не секрет, глубокоуважаемый Иван Гермогенович, – вновь усаживаясь на недовольно скрипнувший стул, с сердечностью, которая косвенно подтверждала догадку подполковника, продолжал Степаниди, – каким путем попал к вам этот бесценный раритет?

      Подполковник деликатно выдул дым в сторонку и ввинтил окурок в переполненную пепельницу.

      – Прошу меня простить, уважаемый Петр Самсонович, – произнес он, безотчетно копируя манеру речи собеседника, – но вынужден напомнить, что… э… ну, словом, вопросы здесь задаю я. Я с удовольствием удовлетворю ваше любопытство, но дело – прежде всего. Итак, эта серьга из вашей коллекции?

      – Нет, что вы! – воскликнул Степаниди с таким испугом, словно Ромашов попытался обвинить его в ограблении Алмазного фонда. – Как вы могли подумать?!

      «Головой», – хотел ответить Ромашов, но, естественно, промолчал.

      – Нет, – повторил коллекционер, – разумеется, нет. Однозначно и категорически. Мне казалось, я дал вашим людям вполне исчерпывающее