Свободная. Синтия Хэнд

спокойствие, а на протяжении поездки в полторы тысячи километров читала Библию, внезапно начинает реветь. Мне это кажется милым, но Анджела заливается краской от стыда и быстро уводит ее на парковку. Мне бы хотелось, чтобы моя мама сейчас была здесь и плакала из-за предстоящей разлуки.

      Билли вновь ободряюще обнимает меня за плечи.

      – Покажи им всем, малышка, – говорит она, а затем уходит к машине.

      Я выбираю в гостиной общежития диван поудобнее и старательно делаю вид, будто изучаю узоры на ковре, пока остальные студенты плача прощаются со своими родителями. Через некоторое время появляется парень с короткими крашеными волосами, занимает место напротив меня и кладет на кофейный столик большую стопку папок.

      – Я Пирс, – улыбнувшись и протянув мне руку, представляется он.

      – Клара Гарднер.

      Он кивает.

      – Кажется, я видел твое имя в нескольких списках. Ты ведь из крыла «Б»?

      – Да, с третьего этажа.

      – Я – КурЗ в «Робл», – говорит он.

      Я в недоумении смотрю на него.

      – Это сокращенно от «куратор здоровья». Что-то вроде медбрата общежития. Тот, к кому все приходят за лейкопластырем.

      – А, понятно.

      Он так пристально смотрит на меня, что я невольно задаюсь вопросом, не остались ли у меня на лице пятна от еды.

      – Что? У меня на лбу появилась татуировка «Невежественный первокурсник»? – спрашиваю я.

      Пирс улыбается и качает головой.

      – Ты не выглядишь напуганной.

      – А должна?

      – Первокурсники обычно выглядят напуганными первую неделю и бродят по кампусу как потерявшиеся щенки. Но не ты. Ты кажешься уверенной, словно все держишь под контролем.

      – Ох. Спасибо, – благодарю я. – Не хочется тебя расстраивать, но я просто хорошо притворяюсь. На самом деле я очень нервничаю.

      Хотя это не так. Просто по сравнению с падшими ангелами, похоронами и лесными пожарами Стэнфорд не так уж и страшен. К тому же здесь все так знакомо: привычный запах выхлопных газов, смешанный с ароматом эвкалиптов и ухоженных роз, пальмы, гул от железной дороги, доносящийся издалека, и те же привычные растения, которые я не раз видела за окном, пока росла.

      Меня сейчас пугает темная комната без окон из видения, то, что в ней произойдет, и то, что произошло, пока я там не спряталась. А вдруг все последующие сто лет моей жизни одно видение будет сменяться другим? Вот что действительно страшно. И вот о чем я стараюсь не думать.

      Пирс пишет пятизначный номер на стикере и протягивает его мне.

      – Позвони, если тебе что-то понадобится. И я прибегу на помощь.

      «Кажется, он флиртует», – думаю я, забирая стикер.

      – Хорошо.

      В этот момент в комнату врывается Анджела, вытирая руки об обтянутые легинсами бедра, словно пытается стереть эмоции своей матери. Но, увидев Пирса, тут же останавливается.

      На ее лице тоже нет и следа от испуга. Скорее уж желание покорить мир или хотя бы университет.

      – Зербино, Анджела, – деловито говорит она,