Нечаянный богатырь. Дарья Кожевникова

мысль о том, что ее подбили. Потом, вытряхнув искры из глаз после встречи с некстати подвернувшимся забором, я понял, что это было все-таки приземление. И что всего хуже, сидел я сейчас в чьем-то дворе. Хозяин которого, кто бы он ни был, теперь с полным основанием сможет тешить все население рассказами о том, что именно участковый пытался объездить бабкину метелку. Как это происходило, я думаю, будет передаваться из уст в уста с каждым разом все красочнее. Так что вскоре мне останется только рапорт об увольнении написать, предварительно во всем признавшись бате, чтобы лишних вопросов не задавал. Не потому, что надо мной все начнут ухахатываться, к этому я как раз спокойно отношусь, я и сам над собой иногда не прочь посмеяться, а потому, что у меня после такого пролета никакого авторитета не останется в глазах населения.

      – Тройкин, ты ли это?! Вот какое счастье-то мне с неба свалилось!

      Этот напевный грудной голосок вначале заставил меня подскочить от неожиданности, а потом облегченно вздохнуть, снова спокойно опуская на землю свой центр тяжести. Тарюша! И как я ее двор сразу не смог узнать? Наверное, потому, что попал в него незнакомым маршрутом. Но как удачно, что метла принесла меня именно к ней! Теперь я мог быть уверен в том, что меня и напоят, и мою тайну не разгласят. Потому что Тарюша была настоящим человеком, одним из немногих, кто никоим образом не станет добивать попавшего в беду. Хотя по рождению она была не гуманоидом, а поросей, но сути дела это нисколечки не меняло. Чувствуя, как успокаивается мое сердцебиение, я сидел на земле, наблюдая за ее приближением. Тарюша у нас даже среди своих сородичей слыла дородной. Меня таких, как она, трое будет. При всем при том, что парень я далеко не хрупкого телосложения.

      – Тройкин, дорогой! Какими судьбами? – двигалась эта дама на редкость грациозно. Подошла ко мне вплотную, гремя своими многочисленными цепочками, кулонами и браслетиками, протянула мне свою надушенную, благоухающую розами пухлую ручку. – Поднимайся, давай!

      Но вместо того, чтобы принять Тарюшину помощь, я, не вставая с земли, галантно приложился к ее ручке губами. Тарюша везде, где бы ни появлялась, становилась душой компании. Ну а уж те, кто ее знал, бесспорно ее обожали, и я в том числе. Так что, сделав над собой усилие и самостоятельно поднявшись на ноги, я от ручки перебрался к напудренной-надушенной щечке. Чмокнул ее, попутно шепнув:

      – Как я рад тебя видеть! – а потом, словно кто меня за язык тянул, не удержался и ляпнул: – Но ты, кажется, снова поправилась, моя радость! – после чего мне свой дурной язык захотелось не просто прикусить, а вообще проглотить, чтобы даже с бодуна всяких гадостей не болтал! Ну поправилась, ну и что?!

      Но Тарюша не была бы сама собой, если бы обиделась на треп похмельного дурака. Я еще не успел принести ей извинения с сопутствующим изложением причин своей бестактности, как она расхохоталась:

      – Тройкин! Женщина считается толстой тогда, когда ее живот начинает выступать за линию груди! А у меня сиськи