Чуть свет, с собакою вдвоем. Кейт Аткинсон

сын или ласковая дочь, внуки. У нее была бы жизнь, она бы не торчала в этой глухомани. Тилли и сама с севера (давно это было), но теперь север ее пугал – что город, что деревня. С севера – точно ветер, точно Снежная королева.

      Тилли понимала, отчего первые люди решили переселяться из Африки, но вот зачем они пошли дальше ближних графств – убей не понять. Какая она дура, надо было поехать в Харрогит, погулять по одежным лавкам, пообедать «У Бетти». Как же она не сообразила. Ни татуированной тетки, ни бедного ребенка не видать. Подумать страшно, каково этой девочке живется. Надо было помочь, ах как надо было. Тилли ослепла от слез.

      В газетном киоске она купила «Телеграф», пачку «Холлс-Ментолипт» от горла (чтобы связки работали) и батончик «Кэдбери фрут-энд-нат» себе в утешение. Выходные – это значит не кормят. Тилли любила еду на площадке – обильные жареные завтраки, настоящие пудинги с заварным кремом. Сама она стряпала ужасно, дома жила на тостах с сыром.

      Мелочи не нашлось, и она протянула девушке за стойкой двадцатку, однако девушка дала сдачу с десяти.

      – Простите, – промямлила Тилли – ругаться невыносимо, – но я вам дала двадцать.

      Девушка глянула равнодушно и ответила:

      – Вы дали десять.

      – Нет-нет, извините, я дала двадцать, – сказала Тилли.

      Все нутро от этого спора скрутило в узел. Сколько лет прошло – спасибо отцу. Уж он-то никогда не ошибался. Крупный задиристый мужчина, филе трески хлопал на мраморный прилавок, точно урок этой треске преподавал. Да и Тилли получила от него пару уроков. В итоге сбежала, больше не возвращалась на Землю Зеленого Имбиря, в Сохо стала новым человеком, как многие и многие девчонки до нее.

      – Я дала двадцать, – мягко повторила она. Накатывала обида. Успокойся, сказала она себе, успокойся. Дыши, Матильда!

      Девушка за стойкой извлекла из кассы десятку, предъявила, словно других доказательств не требуется. Но это же может быть любая десятка! Сердце неприятно громыхало у Тилли в груди.

      – Я давала вам двадцать, – снова сказала Тилли.

      Сама услышала, что уверенности в голосе поубавилось. Она сняла деньги в банкомате, он ей выдал двадцатки. В кошельке ничего больше не было, она ведь поэтому и дала девушке двадцать фунтов. За спиной уже заворчала очередь, кто-то рявкнул: «Давай шевелись!» Казалось бы, столько лет играет, могла бы научиться входить в роль, – в конце концов, в чужой шкуре ей удобнее всего. Властный, внушительный персонаж, леди Брэкнелл, леди Макбет, сообразила бы, как поступить с девушкой за стойкой, но, поискав, Тилли внутри обнаружила только себя.

      Девушка смотрела сквозь нее, будто Тилли никто, пустое место. Невидимка.

      – Вы просто воровка, – внезапно произнес голос Тилли. Слишком пронзительно. – Обычная воровка.

      – Отвали, корова старая, – ответила девушка, – а то охрану позову.

      Чтобы выехать с многоэтажной парковки, понадобятся деньги. Куда же это она подевала кошелек? Тилли порылась в сумке. Нету