Стыдные подвиги (сборник). Андрей Рубанов

беззаботно рассмеялась. Это был ее главный звук: легкий смех. Все четыре дня приходила в одном и том же коротком, сильно выше колен, платье. Возможно, все ее личное имущество исчерпывалось этим платьем – белым в синие цветы – и граммом стаффа.

      – Налей мне, – сказал я.

      Она поспешно налила, поднесла. Слишком поспешно. Я даже вздрогнул; показалось, что вижу ее впервые. Ноздри в белой пудре, взгляд прыгает, как шарик пинг-понга: со стола на шкаф, оттуда – на клавиатуру компьютера, оттуда – на мое лицо.

      Я выпил. Ощущение, что все идет не так, то появлялось, то исчезало.

      – Сядь на стол, – сказал я и показал пальцем.

      – Хорошо.

      – У меня к тебе просьба. Открой, пожалуйста, рот. И высунь язык.

      Она опять засмеялась.

      – И не смейся. Это еще одна просьба. Итого две просьбы. Третьей не будет. Ближе чем на метр не подойду. Честное слово. Просто открой рот и высунь язык. И посиди так, хотя бы минуту…

      – Хочешь поиграть в глубокую глотку?

      – Я не смотрел этот фильм. И я не хочу играть.

      – Значит, это не игра?

      – Ни в коем случае. Только сначала включи верхний свет. Я хочу все видеть.

      Язык ее – широкий и короткий, ярко-розовый у кончика – выглядел слишком здоровым, младенческим.

      – Да, – сказал я. – Вот так. Молодец. Только высунь на всю длину. В этом весь смысл. Широко открыть и далеко высунуть.

      Помотала головой, закрыла рот, вытерла губы.

      – Я так не могу.

      – Постарайся.

      – Тебе нравится унижать женщин, да?

      – Это не унижение. Это упражнение. Улучшает приток крови и развивает подвижность лицевых мышц. Попробуй еще раз. Две минуты.

      – Ты говорил – одну.

      – Теперь я хочу две. Давай. Сделай.

      Она снова высунула его.

      – Насчет глубокой глотки – это к моему другу. У меня есть друг, мы с ним вместе работаем. Он регулярно приводит сюда женщин. Не таких, как ты. Настоящих блядей. И предлагает все время одно и то же… Тяни язык. Тяни.

      Ее глаза заслезились.

      – Да. Вот так. Ты очень красивая. Слушай дальше. Он достает деньги. Пять пачек долларов, в каждой пачке – сто листов. Бумажки по одному доллару. В Москве они плохо ходят. Кому нужны однодолларовые бумажки, правильно? В общем, у нас накопилось почти три тысячи однодолларовых листов. И вот он показывает все это и говорит: сколько засунешь в рот, столько и унесешь. Но минимальное количество – четыре пачки. Не две, не три, именно четыре… Тяни язык!

      Она сильно покраснела, но держалась.

      – Еще немного, – я посмотрел на часы. – Меньше минуты. В общем, так он развлекается, друг мой. Уже полгода. Сначала ничего мне не говорил, а потом напились мы, в удачный день, – и он признался. Это, сказал, очень весело, а главное – познавательно. Три пачки обычно легко входят, а четвертая – с большим трудом. И то, если рот большой. Совать надо узким концом, разумеется. Они пихают в себя, давятся – а он наблюдает. Рассказывал, что одна, самая решительная, затолкала четыре пачки, а вынуть не смогла. Судорога лицевых мускулов! Он сам выдернул. Одной рукой за волосы