Мой дедушка был вишней. Анджела Нанетти

Флоппи лишь наполовину была собакой, и все это из-за дедушки с бабушкой. Они обращались с ней как с ребенком, причем довольно глупым ребенком.

      На фотографии есть все мы – кроме бабушки Теодолинды и дедушки Оттавиано. Обычно они приезжали в город очень редко, но на моем дне рожденья бабушка и дедушка бывали всегда. В тот раз они не приехали, потому что бабушке Теодолинде «нездоровилось» – так сказала мама.

      В то время я думал, что «нездоровится» – это когда болит живот или кашляешь, со мной такое случалось два или три раза в год. На следующей неделе мы поехали в деревню. Я очень внимательно следил за бабушкой Теодолиндой, но так и не обнаружил в ней признаков этих болезней. Только заметил, что бабушка, когда ходит по двору за гусями и курами, частенько останавливается, прикладывает руку к груди и тяжело дышит.

      – Тебе больно? – спросил я у нее.

      Она улыбнулась и села в плетеное кресло.

      – Немного.

      Так я узнал, что у бабушки Теодолинды больное сердце. Но, если бы она не сидела все время в этом кресле, никто бы ни за что не подумал, что ей нехорошо: бабушка совсем не менялась и не изменилась до самого конца.

      Главной бабушкиной страстью был курятник. Она заботилась о курах, как о родных детях, знала всех наперечет и звала по имени, хвалила и ругала. А они ходили за ней по пятам и всегда ее слушались. Дедушка говорил, это потому что она сама высиживает яйца.

      Однажды он начал обсуждать это за столом при бабушке Антониэтте.

      – Наша Линда, – сказал дедушка, – в сто раз лучше инкубатора! Берет два или три десятка яиц, кладет их в постель и высиживает, высиживает… Неделя у нее под боком, и чпок-чпок – вылупляются цыплята. Что за чудо! Инкубатор по сравнению с ней ничто. После этого им не нужна квочка – они вьются только вокруг моей Линды!

      Бабушка Антониэтта смотрела на него выпучив глаза, а дедушка Луиджи напряженно искал что-то у себя в тарелке. Я уверен, про себя он думал: «Что за люди!» – однажды я слышал, как дедушка это говорит, хотя он считал, что его никто не слышит.

      – Папа! – воскликнула мама очень серьезно.

      Дедушка выпил и был очень весел. Но еще больше веселилась бабушка Теодолинда, которая, пока дедушка рассказывал, вся сотрясалась от хохота.

      В конце концов другие бабушка с дедушкой поняли, что это шутка, и тоже начали смеяться.

      Но еще больше, чем кур, бабушка любила гусей. Не знаю почему. Она говорила, гуси куда умнее людей, но я думаю, все из-за того, что они были очень на нее похожи. Бабушкину любимицу звали Альфонсина. Я садился на нее верхом и катался по двору – такая она была большая и толстая. Мне она тоже очень нравилась. Альфонсина бежала нас встречать, как только мы приезжали, и потом ходила за мной повсюду. И я мог сказать ей все что угодно – она меня понимала! Альфонсина – настоящее сокровище, не то что Флоппи. Еще она высиживала огромные яйца, а когда вылуплялись гусята, разрешала мне их трогать – в отличие от других гусынь,