Клык на холодец. Борис Батыршин

пятна, возникшие там, где капли упали на камень стали расти, расползаться, сливаясь в сплошной покров лишайника, вспухающий пульсирующими волдырями. Владелец подземелья, удовлетворённо кивнув, извлёк из складок балахона ветку с острыми листочками и мелкими белыми ягодами – и провёл ею, обозначая очертания человеческой фигуры. «Волдыри» послушно задвигались, поползли и заполнили контур, образовав пузырчатое, шевелящееся ложе. Обнажённое тело мужчины, которое слуги друида взгромоздили на стол-пьёдестал, ушло в них на дюйм- полтора, как стопа уходит в свежеразрыхлённую землю. Из «волдырей» проклюнулись шевелящиеся волоски, прикоснулись к коже и медленно всосались в неё.

      Серо-зелёные покровы стали стремительно розоветь, а тело – наоборот бледнеть, становясь изжелта-белым. Плоть словно стекала с костей, и лежащий на глазах превращался в подобие скелета, небрежно обмазанного имитирующим плоть воском. При этом тело подавало признаки жизни – по коже пробегали волны дрожи, кончики пальцев судорожно подёргивались. Глаза, налитые ужасом и отчаянием, шарили по низкому потолку, силясь уловить в стыках каменных блоков…

      …что? Отблеск солнечного света? Искру надежды? Нельзя увидеть то, чего нет. И никогда не было.

      Друид щёлкнул пальцами – длинными, узловатыми, словно старые можжевеловые корневища. Подручный, почтительно ожидавший в стороне, подскочил и с поклоном подал банку зеленоватого стекла, полную мутной жидкости, в которой плавали длинные волокна. Лабораторная посудина смотрелась на фоне лишайника и каменных стен дико, но друида это не смущало. Он опустил в банку деревянную палочку, поймал волокно и стал осторожно наматывать его на свой инструмент. Извлёк осклизлый комок из банки, положил на поднос. И ещё дважды повторил эту процедуру.

      – Жезл!

      Подручный протянул ларец, в котором лежал белый полуметровый стержень, свитый из замысловато переплетённых тонких стебельков. Друид взял его в руки, провёл над страшным ложем и медленно произнёс фразу на незнакомом языке.

      Жезл ожил. Стебельки извивались, словно живые, раскручивались, тянулись к лежащему – и впивались в него, словно тонкие, прозрачные щупальца неведомой морской твари. Прислужник побледнел и попятился.

      – Рот! Открой ему рот, жалкий слизняк! Иначе сам окажешься на Буром Ложе!

      Прислужник бронзовым ножом разжал зубы лежащего, стараясь не прикасаться к щупальцам – те пульсировали, вздувались, словно силясь протолкнуть через себя порции жидкости. Друид взял с подноса палочку с волокнами и утрамбовал их в лежащему рот. Следующие порции заполнили глазные впадины поверх расширенных, полных дикого ужаса зрачков.

      По телу прокатилась волна судороги, вторая, третья – и всё закончилось для несчастного, распятого на лишайниковом покрывале.

      Друид небрежно швырнул на поднос использованные палочки. Жезл он положил на грудь жертвы – стебли-щупальца изгибались, пульсировали, вздувались, продолжая свою непонятную работу.

      – Что