В поисках «Руритании». Борис Батыршин

в голосе гостя мелькнула ирония. – А что, есть и первый?

      – Первый храм – это духовный символ, который суть квинтэссенция… – начал герметист, но Уэскотт поспешно его прервал:

      – Мой коллега крайне пунктуален в вопросах ритуалов. Право, Сэмюэль, не стоит утомлять нашего гостя излишними подробностями.

      – Они вовсе не излишние!.. – возмутился тот, но Уэскотт его не слушал.

      – Итак, мы собирались здесь, чтобы обсудить новости из Египта. Примерно год назад в Александрии объявился русский ученый-историк, Вильгельм… э-э-э… Рукавишникофф.

      – Беда с русскими фамилиями, язык можно сломать. – проворчал профессор. – Прошу прощения, Уэскотт, продолжайте…

      Тот сделал вид, что не заметил бесцеремонности гостя.

      – Опуская подробности: есть основания полагать, что Рукавишникофф разыскал в собрании редкостей египетского хедива манускрипт необычайной ценности. Речь не о коллекционной стоимости, хотя и она достаточно велика. Ценность представляет то, что в нем записано, и мы полагаем, что это указание на запрятанное где-то сокровище мудрости древней расы, которая и оставила его для нас, ее естественных наследников!

      В библиотеке повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием угольков в камине.

      – Я полагал, Уильям, что мы говорим о серьезных вещах. – негромко произнес джентльмен в маске. – А роковые тайны древних рукописей – это, знаете ли, для фельетонов[2] из бульварных листков…

      Уэскотт, похоже, ждал чего-то подобного.

      – Не судите опрометчиво, профессор. В изысканиях мистеру Рукавишникоффу помогал хранитель собрания хедива, немецкий археолог по фамилии Эберхардт – а этот джентльмен известен своим скепсисом по отношению ко всему, что связано с оккультизмом. И вот, поработав какое-то время с русским историком, он обратился к своим берлинским коллегам за консультацией по некоторым аспектам эзотерических знаний, причем Эберхардта интересовало как раз то, о чем он раньше и слышать не хотел! А Рукавишникофф тем временем…

      – Это неспроста, говорю же вам! – перебил Лидделл. – Вспомните о том, сколь популярен во Втором Рейхе древнегерманский оккультизм – а заодно, и о связи этого учения с тайными культами египетских жрецов!

      На губах профессора, не скрытых маской, мелькнула снисходительная усмешка.

      Уэскотт укоризненно покосился на коллегу, но тот провалился в кресло и смотрел, не мигая, на угли.

      – С вашего позволения, Сэмюэль, я продолжу. Рукавишникофф отправляется в Париж, в библиотеку Сорбонны, и там изучает фундаментальные труды по герметизму – и это при том, что раньше он не имел к этой благородной науке ровно никакого отношения! После чего, возвращается в Александрию и месяц спустя снова едет в Европу, на этот раз в Берлин. Там его принимают ведущие немецкие египтологи и оккультисты, и всем им он предъявляет рекомендательные письма Эберхардта. Не буду утомлять вас излишними деталями, но несомненно одно: Рукавишникофф и Эберхардт нашли в александрийском хранилище нечто невероятно ценное

2

В XIX веке «фельетонами» называли не сатирические очерки, а романы с продолжением, публикуемые, обыкновенно, в еженедельных или ежемесячных изданиях.